Один из бойцов сидел на земле с белым, как свежая простыня, лицом и обеими руками удерживал расползавшийся живот. Он переводил непонимающий взгляд с одного приятеля на другого и словно хотел что-то спросить, но не решался. Сучковатое полено пронеслось мимо него, но один острый, торчащий в сторону сучок полоснул по животу и, будто скальпелем, распластал от бока до бока как раз над поясной резинкой спортивных шароваров. Куртка, чтоб было не так жарко бежать, была расстегнута, и голое брюхо оказалось совершенно открыто. Вообще-то парню здорово повезло. Будь сучок не такой острый, рана оказалась бы рваной, а тут получился замечательно ровный, щадящий разрез кожу и слабые мышцы брюшного пресса распластало, а внутренние органы не задело. Но они, словно обрадованные таким исходом, так и лезли наружу, особенно кишки. Вот их-то и сдерживал боец скользкими от крови ладонями.
Другого швырнуло в сосновый подрост, как куль с картошкой. Этот, наоборот, сам обломал кучу сучьев, пробив в густом лапнике целую просеку, в конце которой с трудом пришел в себя. Исцарапался здорово и штаны порвал, но никаких серьезных травм и увечий не получил. Только потерял мелкашечный револьвер. Так и не нашел потом, сколько ни старался.
Третьему полено прилетело в голову. Он получил снизу в челюсть и оказался в глубоком нокауте. Удивительно, как ему вообще башку не оторвало? Когда очнулся, то чуть не захлебнулся кровью, наполнившей рот. Попробовал его открыть и взвыл от адской боли. Схватился рукой и почувствовал, как нижняя челюсть распадается на части. Наклонился и между бесчувственных губ слил кровь и половину зубов. Раздробленная челюсть обвисла, как у бульдога, и он придерживал её рукой, скуля, а из глаз катились слезы. Очень ему себя стало жалко.
Еще один парнишка лежал вниз лицом и не шевелился. Голую спину сплошь покрывала кровь, словно взрывом с него содрало кожу, осталось только розовое кровоточащее мясо. Он выглядел страшнее всех, и приятели даже сперва подумали, что он мертв. Но малый вдруг застонал, заныл и зашевелился. Начал жаловаться, что спина болит. Оказывается, когда он уже пробежал мимо мины и находился к ней спиной, в его сторону взрывом выбросило некоторое количество грунта. Разные песчинки, камушки, крошки, сучочки, иголочки, обломочки и прочая мелкота здорово посекли голую спину, густо вонзившись, местами глубоко проникнув под кожу, создав своеобразную абстрактную татуировку.
Но сразу после взрыва, когда все оцепенели, а облако пыли и лесной трухи застилало обзор, рябой Барсук подумал, что в его банду метнули гранату. Он бросился на землю и испуганно заползал между сосен, не зная, откуда могут напасть. Потом почему-то решил, что гранату кинули снизу, а, может, просто ему было удобнее контратаковать вниз по склону. Он вскочил и заорал, прячась за стволом сосны:
- Твари! Падлы! Всех поубиваю! Порву, как тапочки!
И с громкой матерщиной принялся поливать свинцом из обреза кусты можжевельника и старый выворотень, выбивая из сухих корней комья удерживавшейся там земли. Банда, точнее, те, кто был в состоянии, поддержали его жидкими хлопками из полусамодельных револьверов и ещё более крутым матом. Через тридцать секунд боевой дух увял, поскольку противник не отвечал и не появлялся, да и спрятаться ему было тут совершенно негде. И все, прекратив попусту жечь порох, обратились к пострадавшей братве. Правда, собаковод, который побаивался вида крови, ещё побегал со своим псом вокруг места происшествия, хотел обнаружить врага. Но овчарка никого не учуяла и, помахав хвостом, легла отдыхать, вывалив длинный узкий язык. Ей, похоже, надоела эта беготня по лесу.
Поскольку братва собиралась воевать малой кровью и на удобной территории, то аптечки взяла только автомобильные, и то потому, что их положено иметь в автомобилях. Там же они и остались. Фляжки тоже не додумались взять. Когда через ручей перебегали, то похлебали из ладошек да поплескали на разгоряченные лица, а вот сейчас нечем было даже кровь смыть. Правда, ручей журчал в нескольких десятках метров ниже по склону. Двое пострадавших смогли спуститься к нему сами, в том числе тот, что с перемолотой челюстью. Только он пить не мог - слишком много крови было во рту. Плескал воду в рот, а она выбегала красная. И он неразборчиво скулил, пуская пузыри. Поскольку выговорить ничего абсолютно не мог, то писал пальцем на мокром песке кошмарным почерком, словно курица лапой, да ещё с жуткими грамматическими ошибками.
Самого окровавленного, с изодранной спиной, свели к ручью под руки. Он улегся на песок, а ему на спину стали выжимать воду из намоченных маек, обмывая таким образом. А потом его исцарапанный товарищ, пролетевший сквозь молодой сосняк, принялся выдергивать разнокалиберные занозы из разрыхленной кожи, напоминавшей костромской сыр. Все остальные, кроме будущего пациента челюстно-лицевой хирургии, разумеется, занимались бойцом со вспоротым животом. Парнишка насмерть перепугался, потерял немало крови, но держался мужественно, даже не стонал. Живот ему перетянули изодранными майками и спортивными курточками, все оказались голыми до пояса. Потом долго придумывали, как транспортировать раненого. В конечном счете соорудили какие-то уродливые носилки из пары жердей с набросанными поперек ветками, и вся команда двинулась в обратный путь. О продолжении погони никто и речи не заводил. Разгром был полный. Даже собака это понимала и шла понурив голову и опустив хвост. А хозяин её тяжко вздыхал. Он вспомнил, как не дал собаке что-то как следует разнюхать под поваленным деревом, но никому об этом не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146