Может быть, к нему совсем другой человек приставал?
Дома я и вовсе сникла и даже разревелась. Мне было обидно. Меня обманули. Не то, чтобы я поверила, что Рыжик влюблен в меня без памяти, но то, что он сделал, все равно было подлостью, особенно если учесть тот факт, что у меня только одно демисезонное пальто. Послезавтра мне идти в МГУ на семинар по германистике, а что я надену? Зимний пуховик разве что… Сейчас бы сесть за стол, посмотреть, как бретонцы перевели Новый завет в 20 веке, а и смотреть уже нечего. Села бы баба за стол, да стол за ворота ушел.
За окном моросил нудный дождь, наверное, более удручающего антуража для такого неудачного вечера и придумать было нельзя. Я долго слонялась по квартире, пошла на кухню, выпила стакан ряженки, включила телевизор, посмотрела рекламу пива, выключила телевизор, включила радио. Послушала радио, снова началась реклама. Я выключила радио, открыла холодильник, закрыла его, хотя это было единственное место, где рекламу не передавали. Поискала сигареты. Не нашла. Решила позвонить Вениамину Георгиевичу.
К телефону никто не подходил. Я ждала достаточно долго, но трубку никто так не поднял. В тишине что-то мягко потрескивало, и с каждым щелчком я вздрагивала: наверное, это он неторопливо снимает трубку с рычага… Нет, опять помехи! Я перезвонила через полчаса. Тот же результат. Вряд ли он вышел погулять в такую-то погоду. Набрала ему еще через четверть часа – та же история. Мне стало зябко и беспокойно. Что-то случилось с профессором? И это как-то связано с моим визитом? Но я ничего плохого сделать ему не могла… А Рыжик? Куда он побежал после того, как сбил меня с ног?
Когда стало ясно, что успокоиться я не смогу, осталось одно: позвонить на мобильник Володе. Домой названивать я не решалась, хотя знала, что уж ко мне-то его супруга не станет ревновать. Но все равно я считала, что звонить домой женатому мужчине неприлично.
– Ритулик-красотулик! – завопил Володька вместо приветствия. – рад слышать тебя, свет моих очей, но я сейчас жутко занят.
– Володя, я не задержу. У меня только один вопрос: кто дал тебе телефон Матвеева?
Володька растревожился и перестал балагурить. Неужели у меня был такой трагический тон?
– Что случилось? Рита, ты… у тебя все нормально?
– Относительно. У меня украли Библию.
– Ой, ё! Ту самую?
– Нет, не ту, но сейчас это не важно. Я боюсь, что… Не могу дозвониться до Вениамина Георгиевича. Мне надо срочно знать, кто тебе дал его телефон!
– А черт его знает. Уже не помню.
– Володя, ну пожалуйста, вспомни, напрягись! Это сейчас очень важно! Если с Вениамином Георгиевичем что-то случится, это будет на моей совести.
– Рита, я постараюсь узнать, – Володя начинал нервничать, – а сейчас извини, ну никак не могу… В общем, пока, да связи!
И гудки…
– 35 -
Пальто пришлось сдать в химчистку, и мне не оставалось ничего, кроме как надеть зимний пуховик и в нем поехать на Воробьевы горы. В пуховике было жарковато, особенно в метро, и я с большим удовольствием избавилась от него в гардеробе первого Гуманитарного корпуса. Поднимаясь по лестнице по направлению к суровым охранникам, проверявшим пропуска и студенческие, я встретила Александру, филолога-германиста. Саша иногда залезала в ирландщину, и даже опубликовала пару статей по поводу особенностей глагольных форм в современном английском на территории Северной Ирландии. Не могу сказать, что я очень ей обрадовалась: после вчерашних происшествий у меня сердце было не на месте и мне не особенно хотелось с кем-то вести светскую беседу, тем более с ней. Но не делать же вид, что я ее не замечаю!
– А, Рита, привет! Ты тоже на семинар? Вот и отлично. Я как раз хотела с тобой поговорить. В Институте Языкознания будут чтения памяти Ярцевой, сборник делают. Ты будешь участвовать?
Я покачала головой:
– Я же этнограф, не лингвист…
– Да брось ты, неужели ты не напишешь ничего филологического? Нет, ты напишешь, я знаю! Кстати, я совсем забыла тебе сказать, что твоя статья…Ээээ… Что с тобой, Рита?
В холле прямо передо мной, на столе, застеленном выцветшим красным сукном, стоял огромный портрет Вениамина Георгиевича в траурной рамке. Перед портретом – вазочка с четырьмя поникшими гвоздичками, скорбно склонившими головы. Профессор глядел на меня с фотографии грустно и слегка иронично. Будто бы добродушно упрекал меня в том, что я наделала: "Что же это вы, деточка! Я от вас такого не ожидал…Да, не ожидал!" А что я натворила-то? Я же не хотела! Я совсем не хотела, чтобы он умирал! Я звонила ему, никто не отвечал, вот я и перестала звонить. Да еще придумывала себе весь вечер совершенно бессовестные обманные объяснения: может, на линии неполадки, может, у него отключили телефон или еще что. Хотя я чувствовала, что не в этом дело.
Я подошла поближе, чтобы прочитать некролог. Да, так и есть, он умер позавчера, именно в тот день, когда я была у него. Значит, это произошло вечером… Но как это связано с моим визитом? Наверное, если бы я была виновата, ко мне давно пришла бы милиция… Стоп, в чем я виновата? Ни в чем. Даже если я как-то причастна к его смерти, то… но почему я так уверена, что причастна?
– Рита! Рита! – Александра трясла меня за рукав. – Да что с тобой? Что ты так на Матвеевский портрет уставилась? Ну да, наука понесла тяжелую утрату… Или он тебе родственник?
– Саша, мне надо срочно с тобой поговорить.
То, что я выбрала не лучшую собеседницу, было ясно как день. Но если бы я удерживала в себе все свои мысли и чувства, то, наверное, сошла бы с ума на месте. Мы стали в пролете между этажами. Александра протянула мне сигарету. Я затянулась и слегка успокоилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97