Дом казался привидением, поджидающим Пауля на самом краю дороги. С дерева, росшего неподалеку, уже облетела листва, и оно растопырило свои черные, влажные от тумана ветки, которые зловеще колыхались на ветру. Паулю показалось, что дерево заманивает его в какую-то ловушку. "И-и-и-иферн! И-и-и-иферн!" – скрипело дерево. Пауль смутно догадывался о том, что может значить это слово, но понимал, что пройти мимо дома он не может.
Внезапно пелена тумана стала неоднородной, в ней возникли какие-то завихрения, и Пауль увидел перед собой четыре головы с горящими красными глазами. Одна голова была песья, но самого пса не было видно. Может быть, он скрылся в тумане. Вторая голова – козлиная, но без козла. Третья – лошадиная, но и при ней никакой лошади не наблюдалось, а четвертая была головой странной птицы, в природе не существующей – то ли гигантской вороны, то ли невероятных размеров сороки. Пауль замер. Что делать дальше, он не знал. Головы посмотрели на него, потом перемигнулись между собой и начали неспешный разговор, как старые друзья, собравшиеся поболтать за стаканчиком-другим вина.
– Смотри, – сказала песья голова, – вон псих идет.
– А что за псих? – тряся бородой, спросила козлиная.
– Да этот немец помешанный, – осклабилась песья голова. – Чудо в перьях!
– А что с ним случилось? – поинтересовалась птичья.
– Свихнулся, – ответила козлиная. – поэтому и перья отросли
Лошадиная дико заржала, будто смеялась какой-то удачной шутке.
– Он спутался с рогатым и копытатым, – пояснила козлиная голова.
Лошадиная голова, похожая на шахматного коня, прекратила ржать и задумчиво произнесла:
– А мне он нравится. Давайте пойдем с ним?
– А что мы с ним будем делать? – поинтересовалась птичья
"Нервы, нервы… – подумал Пауль. – Это у меня от нервов и от усталости… Главное – я осознаю, что это все мне чудится." Он уговаривал сам себя, но не верил тому, в чем пытался себя убедить.
– С ним! С ним! – закричали демонические головы. Послышался хохот, рык, ржание и множество других звуков, которые Пауль при всем желании не смог бы описать словами. Он решил, что лучший способ избавиться от наваждения – это двигаться вперед и не обращать внимания на галлюцинации. Тогда, может, им станет обидно, и они отстанут. Но головы без тел, ехидно хихикая, толпились вокруг него, летали вокруг и перемещались вместе с ним.
"Ну ничего, подумал Пауль, ну пусть идут со мной. Жалко что ли? А, головушки?"
Дорожка к крыльцу была мокрая, крыльцо тоже было мокрое, и к тому же скользкое. Головы стали дурачиться, нарочно поскальзываясь и кувыркаясь. Они делали вид, что им больно и противно визжали. Им это нравилось, а Паулю – нет. От их криков у него в который раз разболелась голова.
Дверь была чуть приоткрыта. Это насторожило Леверкюна, но он все же вошел. Внутри было темно. Видимо, после предательства Треберна служанка тоже сбежала. Или ее арестовали. Воспользовавшись тем, что головы наши себе новое развлечение, он незаметно прошмыгнул в дом. Там было темно и пахло сыростью и затхлостью.
Пауль пробирался в гостиную на ощупь. Серый свет, попадавший в окно хоть как-то указывал на то, где расставлена мебель. Ага. Книжный шкаф. Полки. Книги. Рукописи. Но как при таком освещении найти то, что нужно? Он нервно открыл дверцы шкафа, они мерзко и ехидно скрипнули. С издевкой, как показалось Паулю. Книги и рукописи полетели на стол. Пауль начал лихорадочно раскрывать каждую на титульной странице. "Тысяча шестьсот восемьдесят один… Нет… Тысяча шестьсот восемьдесят один… Нет…" – шептал он, пока от бесконечного повторения слова разъединились с собственным смыслом и превратились в странный набор звуков, похожий на заклинание. Книги громоздились на столе, сползали, спрыгивали одна с другой, а заветное число на титульной странице так и не появлялось. За окном светлело, и различать буквы и цифры становилось все легче. Открыв очередную то ли книгу, то ли пухлую тетрадь, Пауль замер – четыре заветные цифры, украшенные росчерками задрожали перед его глазами. Боммм! Пауль вздрогнул.
Боммм! Загудело по всему дому. Гудение отдалось в половицах, они задрожали, задребезжали створки книжного шкафа, и Леверкюну показалось, что весь дом заходил ходуном. Боммм! Ах да, часы, всего лишь часы. Помнится, Треберн рассказывал местный анекдот про часы.
"У нас в Нижней Бретани слово габель – соляной налог – известно только понаслышке, тем не менее крестьяне очень боялись его в старые времена. Некоторые думали, что Габель – это какая-то ужасная старуха, ведьма или что-то в этом роде. А некоторые думали, что это страшный и вредный предмет. И вот однажды какой-то деревенский священник получил в подарок от одного богатого господина стенные часы. Крестьяне долго думали, что это такое; и, наконец, одному из них пришло в голову, что незнакомый предмет и есть ненавистная габель. Среди крестьян начался переполох. Они уже стали запасаться камнями, намереваясь уничтожить злополучные часы, но тут вовремя подоспел священник и уверил их, что это вовсе не габель, а свидетельство о полном отпущении грехов всем его прихожанам, присланное ему самим папой. Крестьяне сразу успокоились и разошлись по домам".
Боммм!
Тысяча шестьсот восемьдесят один? Пауль поднес рукопись к окну, за которым дневной свет становился все яснее и внятнее, цифры отчетливо обозначились на сероватой бумаге: 1861. Не то! Пришлось снова продолжать поиски.
Тут на кухне раздался стук, потом что-то заскрипело, потом, судя по звуку, на пол упал что-то тяжелое. Пауль оцепенел. "Там кто-то есть!" – эта мысль обожгла его мозг и на мгновение парализовала его тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97