Я бросил на него испытующий взгляд, он ответил мне своей далекой мукой.
- Ничего не случилось.
- Значит, - вздохнула сестра, - ты не хочешь мне сказать. Или, как тебе кажется, не имеешь права.
- И хочу, и право имею, но в самом деле... ничего не случилось...
- Как знаешь, Ниф. Только я бы хотела быть спокойной за тебя.
- Эти деньги никому во вред не пойдут...
- Перестань. При чем тут деньги? Как только у меня появится возможность дать больше, я тебе позвоню. Если они тебе нужны, если они тебе помогут... Я хочу сказать, если они тебе нужнее меня и ты веришь, что они, а не я, тебе помогут...
- Надя! - прервал я ее. - Это сделка, можно так сказать, ну да... пусть она останется строго между нами.
Надя весело и беззаботно рассмеялась.
- А, понимаю... Жанна перестала быть единственным источником твоего вдохновения?
- Она никогда им не была.
- А для чего женился?
- Я уже давно не помню ответа на этот вопрос, - сказал я угрюмо.
- Но если та, другая...
- Замолчи, прошу тебя.
- Нет, отчего же... С чего бы это мне молчать? Ты послушай...
Я перебил:
- Если ты считаешь, что эти десять рублей дают тебе право учить...
- Да ты совсем глуп, братец, - усмехнулась Надя и печально покачала головой.
- Ладно, говори что хочешь.
- Всего несколько заповедей, Ниф. Первая: не в свои сани не садись. Вторая: не стоит из кожи вон лезть ради женщины, интерес которой к тебе не лишен корысти.
- Ты этого не понимаешь, Надя.
- Неужели так серьезно?
Она округлила глаза и смотрела на меня, как сова.
- Только не говори, что хотела бы с ней познакомиться, посмотреть на нее вблизи.
- Я этого вовсе не хочу. Но я вижу, деньги тебе нужны вовсе не для того, чтобы угостить ее в пределах разумного пирожным. Аппетиты у этой дамы большие, не правда ли? Далеко простираются, а вот ты, скромный человек, в социальном плане почти никто, способен ли ты удовлетворять им? Конечно, если ты скажешь, что готов ради нее своротить горы, я взгляну на тебя с огромным удивлением и мое уважение к тебе вырастет, но тем меньше уважения я буду испытывать по отношению к ней...
- Все, я ухожу, - заявил я сурово.
- Ах вот как! Уходишь? Покидаешь меня? Ради нее? Отдаешь предпочтение ей? Ну, в таком случае я ее ненавижу!
- Не думал, что ты до такой степени бестактна.
- Бестактна? То есть знал, что подобный грешок за мной водится, но не думал, что до такой степени? Погоди! - Надя поместила свою маленькую изящную руку на моей, и в ту же минуту ее лицо сделалось совершенно хорошеньким; долговязый почтительно уставился на нее. - Ты напрасно обижаешься, - сказала она. - Правда глаза колет. Я всегда говорила тебе только правду, Ниф. Но если слишком колет, я не буду. Просто мне не помешала бы уверенность, что с тобой не стрясется никакая беда. На старости лет мужчины бывают так безрассудны...
- Я, по-твоему, стар?
- Ужасно, дорогой. Такое впечатление, что ты возраст взял напрокат из Библии.
Долговязый засмеялся пустым невеселым смехом.
Глава третья
Расставшись с Наденькой, я вернулся на службу и узнал (Кира торжествующе вынырнула), что меня уже искали и заместитель очень сердится. Меня тревожило поведение Гулечки, моей лукавой... любимая? любовница? может быть, искусительница? как, собственно, ее назвать?.. меня обеспокоило ее нынешнее заявление: она утром не терпящим возражений тоном заявила, что после службы ей необходимо кое-куда заглянуть, так что наша встреча переносится на более позднее время. Как будто пустяк, но какой-то чужой, одергивающий, остужающий мое не в меру разыгравшееся воображение. Я, само собой, не потребовал разъяснений, не имея на это ровным счетом никакого права, но утешаясь тем, что, мол, взятая роль таинственного незнакомца возбраняет мне чрезмерное любопытство. Я уже иногда изображал даже холодное равнодушие, давал понять, что оказываю ей, Гулечке, великую честь своим вниманием. Но все это вздор, и из роли я то и дело выпадал. И будь у Гулечки побольше опыта общения с людьми богемы или просто какими-нибудь барышниками, она давно бы меня раскусила. Да может, она уже и раскусила.
От заместителя улизнуть не удалось, я был остановлен его окриком, мнимая приветливость которого не предвещала ничего хорошего.
- Давно хочу потолковать с тобой, Нифонт, - сказал он, постукивая по столу карандашиком. - Заходи, садись, потолкуем.
И тут как бы в виде избавления забрезжила мне безумная, чрезвычайно смехотворная идея, весь юмор которой я по достоинству оценил много позже момента, когда, едва переступив порог кабинета, воскликнул неожиданно хрустальным, каким-то песенным голосом, лишенным каких бы то ни было просительных интонаций:
- А вы не займете мне денег?
- Сколько? - крикнул заместитель, роняя карандаш.
- Ну... рублей пять.
Мой новый заимодавец вытащил из кармана помятые рубли, пересчитал, и я получил затребованную сумму. Я рассыпался в благодарностях, пообещал вернуть ему долг буквально на днях, дал обратный ход, выполз наконец в коридор и кинулся прочь. Земля качалась подо мной, мне было страшно и весело, а заместитель несколько времени чертиком катился по моим следам и кричал, что мне все равно не избежать серьезного разговора с ним.
В сизых сумерках стоял таинственный звон, когда я поджидал у кинотеатра Гулечку. Я нервничал, недобрые предчувствия проваливались в сердце, как нога в труху, в сгнившую могилу, и я обливался потом. Толкнул нечаянно какого-то человека, вразвалочку шагавшего во главе многочисленного и с заметным перевесом слабого пола семейства, и он с неодобрением покосился на меня. Все это мелькало тенями, исчезало, возобновлялось, снова прошествовал пострадавший со всем своим семейством, над чем-то хохотали во многие глотки люди у входа в кинотеатр, а я кружил вокруг газетного киоска, где сидела, как в аквариуме, одутловатая женщина в круглых черных очках и, мусоля палец, листала журнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102