Однако все на того же 1-го греческого юношу вновь находило горестное ощущение болезененной противоположности религиозных канонов его творческим аппетитам, и он выражал свое беспокойство громкими возгласами и простодушными словами. Получалось изрядное недоразумение, портившее всю картинку. Но братия работала без устали.
Я скучал до одури и все не решался изложить причину своего визита. Однако стоило пятому или шестому приступу сомнений овладеть стихотворцем и едва он заскулил, умоляя товарищей по духу быть снисходительными к его необоримой боязни потерять место в очереди на оседлание Пегаса, я не выдержал, вскочил и пригласил хозяина выйти со мной в коридор. В коридоре я ухватил его за рукав пиджака. Набравшись духу, я выпалил свою просьбу, и улыбка испарилась с кошачьей физиономии Вепрева.
- У меня как раз есть пятьдесят рублей, - сказал он внушительно и серьезно, - и я дам их тебе.
Я пролепетал:
- Я верну...
- Не нужно, - возразил он.
- Почему? - спросил я.
- Я должен делать добрые дела? Я должен творить добро?
Я неопределенно пожал плечами, вопросительно глядя на него.
- Должен, - сказал Вепрев.
- Тогда сделай... - проговорил я как в тумане. - Действительно дай мне эти деньги...
- Вот я и делаю доброе дело, - громко, металлическим голосом сказал Вепрев. - Я даю тебе пятьдесят рублей. Бери, Нифонт.
Пока брать было нечего; мы стали спускаться на первый этаж, и мне не хотелось думать, что его благородное решение успеет измениться прежде, чем руки доберутся до копилки. Я почти что обнимал своего спутника и в страшном пароксизме говорливости плел что-то об убожестве жизни, не ведающей небесной истины, и что мне тяжело живется, и что я был бы счастлив верить, как верит он, Вепрев, как верит рыжий бандит, 1-й греческий юноша и рухнувшая с картины краска. Тебя не назовешь глупым, сказал Вепрев, но то, что ты не веруешь, не говорит в твою пользу.
- Зачем тебе деньги? Зачем тебе пятьдесят рублей, такая большая сумма? Я могу надеяться, что ты потратишь их без ущерба нашему делу?
- Какому делу? - спросил я с удивлением.
- Моему и тех ребят, которых ты только что видел.
- Ну подумай, - усмехнулся я, - зачем мне брать у тебя деньги, чтобы тратить их в ущерб вашему делу?
- У тебя нет денег, и, чтобы добыть их, ты вполне мог прийти ко мне, зная мою доброту.
- Но я уже так и поступил.
- То-то и оно! Беря у меня деньги, ты вполне способен истратить их в ущерб нашему делу. Изворотливость человеческого ума беспредельна.
Он анекдотичен, подумал я. Мы вошли в укромный серый кабинетик, Вепрев порылся в письменном столе и наконец вручил мне полсотни.
- Бери, Нифонт, - сказал он, и я взял со словами:
- Я обязательно верну.
- Не надо! Я дарю! Но при условии, что ты не станешь тратить их в ущерб нашему делу!
- Нет, - возразил я, - покупать динамит и взрывать ваши храмы я не буду.
- Не шути так, - попросил он тихо и проникновенно.
Я живо откликнулся:
- Хорошо!
- И помни, если ты потратишь эти деньги во вред нам, тебе придется вернуть мне все до копейки. Так что сам решай, что лучше, что тебя больше устраивает. Я бы на твоем месте сделал все, чтобы не возвращать. Но ты же... ты же готов душу дьяволу продать! - крикнул Вепрев, задыхаясь от волнения. - До свидания и будь здоров. Не забывай, что все зависит от самого тебя.
----------------
Итак, финансовая проблема уладилась. Я уладил ее не без поучительности, с некоторым даже прозрением в весьма ловкие и увеселительные способы добывания денег. Но имелась еще одна головоломка: как одеться, чтобы пройти мимо ресторанного швейцара независимо, а не в страхе, что он взглянет на меня с презрением или даже отправит восвояси. В этом никто не мог мне помочь. К тому, в чем я ходил на службу, швейцары питают, наверное, особую и, может быть, извращенную нерасположенность, ибо в их глазах это одежда простака. В диких кошмарах ночи накануне великого свидания, главными героями которых были несметные толпы надменных и чопорных костюмов, мне все грезилось, что самое надежное и безопасное самому быть одетым в гладкую швейцарову форму. Из двух потенциальных недоброжелателей моего свидания с Гулечкой - собственной супруги и швейцара - я именно швейцара ставил на первое место.
Утром в моей голове оформилась экстравагантная идея, впрочем, спасительная лишь в той мере, в какой я мог уповать на присутствие чувство юмора у людей, с которыми мне предстояло иметь дело. Я решил оставить бесплодные попытки придать себе респектабельный вид и в основу тактики моего токования положить самодовольное нахальство юнцов, а в иных случаях и людей несколько поизносившейся юности, которые называют себя художниками, поэтами, философами и по части внешнего вида считают своим долгом эпатировать наше смиренное общество неряшливостью и доходящей до гротеска безвкусицей. Я никогда не имел ничего против этих забавных ребят, они не мешали мне влачиться по жизни, а сейчас я даже проникся к ним симпатией и пожелал без заминок влезть в их шкуру. Я полагал, что подобного рода публика внушает швейцарам некоторый испуг и благоговение. Я избрал роль непризнанного, если судить по гневному блеску в глазах и ярким заплатам на заднице, но на самом деле преуспевающего живописца, и у меня была задумка в случае, если Августа или дотошная Кира потребуют материальных свидетельств моего труда, и впрямь что-нибудь на скорую руку накидать на холсте в духе абстракционизма.
Я вырвал у моли брюки и вельветовый пиджак, располагавшие к выводам, что я, во-первых, значительно подрос с тех пор, как в последний раз надевал их, и, во-вторых, последнее, что я в них делал, было близко связано с малярными работами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102