- Н-ну... Откуда я знаю? Попробуй оставить на свете что-нибудь свое... Одно. Уникальное. Ферштейн?
- Ребенка, что ли?
- Пять баллов тебе! За наивность. Хе-хе...
- Книжку написать?
Вот тут он неожиданно взбесился:
- Слушай, я как будто со стеной говорю! Что ты все время несешь? Что за пошлые банальности? А еще умным себя считаешь, небось?
Поскольку я промолчал, мы хлопнули. На этот раз чистой водки. Покурили, повторили, запивая огненную воду омерзительно теплым пивом. А вместо закуски -еще одно пьяное откровение:
- Знаешь, чем ты мне всегда нравился? Глупостью своей. Умничают-то все одинаково. А ты вот сглупи, да сглупи так, чтобы землю тряхнуло. Вот это и будет твоя память.
Он икает и пытается по дурному громко запеть:
- Ве-ее-чная па-аа-мять....
Не допев, бухается мордой в тарелку. Все как всегда. Петрович был невыносим в своих пьяных нотациях, хотя в чем-то этот законченный алкаш был прав... Не знаю, как там насчет философских измышлений, но гадский Петрович в одном определенно прав: сам всегда нарываюсь. И как правило - по пустякам.
Правда, последний раз я вляпался особенно круто. Заваруха началась как обычно - с сущего пустяка. Я зашел к своей знакомой в общагу политехнического. Моя старинная боевая подруга Танька была дома плюс еще ее подружка Нинка, разбитная деваха с этажа ниже.
Как раз в этот момент Нинка очень эффектно стрелялась от своего очередного ухажера:
- Ка-аа-кой, ка-аа-зел, а? Таньк? А с виду путевый...
За чаем и шутками я выведал всю подноготную. Нинок зацепила его на автобусной остановке. Точнее, не совсем верно, что зацепила. Грудь навыкат, боевая стойка обнаженной ногой вперед, и чувак зацепился сам, однозначно клюнув на вполне доброкачественного живца.
Жертва блистала весьма многообещающей прослойкой нетрудового жира: "мерс" средней руки, приличный костюмчик в троечном оформлении и, разумеется, достаточной ширины и представительности морда.
Эта самая морда на втором перекрестке купила Нинке цветы, на третьем шоколад, а на четвертом предложила взять выпивку и пришвартоваться у хозяйки торжества, то бишь - у Нинки.
Пили они вместе. Опытная Нинок умело избежала опьянения, ловко спаивая свой собственный кактус, а вот товарищ не выдержал и поплыл... Но плыть один не
захотел, с непринужденно-пьяной откровенностью предложив собутыльнице переместиться в койку.
Нинон, безусловно, девушка нравов очень даже свободных, но чтоб вот так, сразу... В общем, она бросила своего кавалера в комнате, смылась к Татьяне и сейчас усиленно плакалась о загубленных перспективах.
Я сочувствовал как мог, легкомысленно обещая всестороннюю помощь и поддержку. Вдоволь нахлебавшись чаю, мы как-то незаметно перешли к спиртным напиткам. Как следует поддав и осмелев, Нинка попросила сходить с ней, попроведать ее гостя.
- А чего одна не идешь?
- Боюсь... - вздохнула она. - Уж больно Владимир Евгеньевич пьяные...
- Он что, так и представился?
- Ну...
- Вот хохма... - я уже опаздывал, но все же согласился охранить ее от прилипчивого ухажера. Чего только не сделаешь ради непутевой подруги своей собственной подруги! - Ладно, иди к себе, а я скоро подойду.
Скоро не получилось. Процедура прощания заняла минут сорок. Все-таки Татьяна была дьявольски привлекательна, а я так чертовски неутомим... Словом, когда я подошел к двери Нинкиной комнаты, внутри творилось нечто невообразимое. Крики, звон бьющейся посуды... Кошмар. Ужас!
Я хладнокровно постоял под дверью, покурил, развлекаясь звуками вполне семейной ссоры.
- Ты хам и негодяй!
- Кто? Я? А куда ты смылась, зараза? Куда?
- К подруге!
- К какой еще подруге? Я тебе сколько шампанского споил? А цветы, шоколад? Убью!
Нинка нешуточно визжит. Это сигнал: пора. Я с разбегу выбил плечом хилую дверь, влетел внутрь и увидел потрясающую картину, достойную дерзкой кисти художника: "Владимир Евгеньевич, разрывающий лифчик на дебелых грудях Нинки".
Он обернулся и тут же заработал удар ребром ладони под горло. Рискованный фокус! Я мог запросто убить его таким ударом. Но, к счастью, все обошлось. Как говорится, доброй свинье все впрок.
Враз протрезвевший, он долго сидел, кашлял, пыхтел и отпивался чаем, мигом сваренным сердобольной Нинкой. Интересный бабы народ! Еще минуту назад она истошно верещала и звала на помощь, а Владимир Евгеньевич увлеченно рвал с нее трусы. А теперь поди ж ты! Она так хлопотала вокруг него, ничуть не стесняясь столь нескромного распаха халата, а Володя так трагически стонал, что я стал чувствовать себя третьим - и само собой - лишним. А это несколько задевало. Это как так? Это кто же тут, едрена шишка, царь, бог и вселенский спаситель? Я возмущенно засопел, и наконец-то на меня обратили внимание.
- Ой! Извини... А мы тут...
Захлопотались. Понятно. А я, типа, третьестепенный герой из "Санта-Барбары". Доблестный Круз спасает абсолютно левую подругу и, как всегда, оказывается в круглых дураках.
Я молчал, Нинка тоже, а Владимир Евгеньевич самозабвенно упивался чаем. Для порядка выкурив сигарету, я решил потихоньку выскользнуть за дверь, но этот идиот увязался следом. Несмотря на то, что я выше его ростом и даже внешне сильнее, он все равно пытался смотреть на меня сверху, с этаким превосходством закоренелого руководителя, пусть даже в хлам датого. Он же начальник! А стало быть - неподсуден. Но вот беда, я-то был не в курсе.
Владимир Евгеньевич пока еще вежливо и культурно пытается меня залечить:
- Слышь, братан... Ты, как я посмотрю, шибко крутой и вообще...
Я пока молчал, ждал, чего он еще ляпнет, а он ошибочно принял мое молчание за знак искреннего коленопреклонения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40