- Придумаешь что-нибудь. Да кому ты нужен? Кто тебя спрашивать захочет? Американцы - лохи доверчивые, отмороженные. Им сказали - строитель, значит и впрямь - строитель. В крайнем случае - сошлешся на плохое знание языка, мол, вопрос не понятен. Они совестливые, мучить не станут. Наоборот, еще посочувствуют, пожалеют. - Теперь - главное. Деньги. С меня причитается за квартиру, гараж, машину. И не говори. Это здорово выручило. Можно сказать спасло. Теперь - пора платить. - Димыч задумчиво поднял голову к потолку. Потом решительно пододвинул к себе блокнот, калькулятор. Писал, черкал, счелкал клавишами. На лбу, между волосами, выступили капельки пота. Одна сползла на нос, капнула на бумагу. Димыч вытащил из кармана белоснежный платок и промакнул лоб. - Вот примерно... Плюс выкуплю у тебя, для фирмы, квартиру, гараж, машину. Буду сдавать сотрудникам в аренду. Тем, что поценнее для дела. Это еще... - он черкнул в блокноте. Итого... Подумал и сначала нерешительно, без нажима вывел конечную цифру. Выждал секунду и мучительно, продавливая бумагу, жирно навел ее. - Извини, но это все, что могу дать. Сам понимаешь, бизнес требует вложений, денег. - Ты сам назвал цифру. Я тебе верю. Согласен. - Должно хватить, братан. Да на первое время, пока не освоишься, работу найдешь, тоже останется. - Спасибо, Димыч. - Не за что. Все путем, дружбан. - Он отвел глаза. Струна, еще мгновение назад связывающая нас, тихо лопнула, оборвалась, исчезла в темном углу кабинета.
- Обмоем? - Давай. Мы быстро, не ощущая вкуса, выпили по рюмке коньяка. Не закусывая. Не закуривая как обычно сигареты. Стоя. На прощание... Словно на похоронах. - Не возражаешь, если сам начну расплачиваться за все, а тебе только давать отчет в тратах? Так оно надежнее. Ты же к таким бабкам не привык... Сказал Димыч провожая меня к выходу. - Тебе виднее. Я согласен. Охранник с дубинкой и пистолетом, охраняющий покой элитного дома, распахнул из своей, уставленной мониторами наружных телекамер, кабинки стальную дверь подъезда и я вышел из кондиционированного благоухающего рая в сиреневый, пропахший пылью и бензином, душноватый харьковский летний вечер. Решение наконец принято. ... Команда рубит швартовые, и кораблю предстоит отчаливать от привычного родного берега в неведомую океанскую стынь. Открыл дверку не успевшей остыть от дневного зноя волжанки. В кабине было душно. Проветривая, оставил дверку приоткрытой. Достал сигарету и закурил. Из подъезда высунулась голова охранника. - Только окурок не кидайте. Не положено. - Строго каркнул и нырнул за броню, в прохладу. В вечерней полутьме рубиново подмигивал над входом огонек работающей телекамеры. Не докурив, выплюнул на тротуар сигарету, разлетевшуюся снопиком красных искр. Нажал педаль газа, выпустив клуб синего, несгоревшего вонючего дыма и уехал из оазиса капиталистического процветания по темным улицам в спальный мешок бывшего социалистического города. Проще всего оказалось с Аней. Выпускница иняза, успевшая выскочить замуж, родить сына, выставить мужа, а затем оставить и ребенка на попечение родителей, оказалась не лишенной многих достоинств женщиной. К числу последних относился и несомненный педагогический дар. Под неусыпным руководством учительницы я старательно вспоминал, осиливал, заучивал крепко забытую после училища и института премудрость английского языка. Спуску мне Аннушка не давала, заставляла писать диктанты, выполнять упражнения, заучивать неправильные глаголы. Постепеннно мы сблизились. Причем инициатива исходила от слабого пола. О серьезном продолжении наших отношений я и не помышлял. Куда там, считал дни до получения вожделенной гринкарты. Пока дело продвигалось не так быстро как виделось из зарешеченного кабинета специалиста. Шел этап смены фамилии, отчества, замены документов. Только после всего этого имело смысл начинать оформлять эмиграционное дело. Вечера, вместе с заинтересовавшейся компьютером Аней, мы проводили сидя бок о бок возле мерцающего терминала в пустынном оффисе. Читали инструкцию, жали кнопки клавиатуры. Постепенно появлялись навыки работы, исчезал первобытный трепет перед электронным зверем. Усталые, с гудящей от напряженной учебы головой, возвращались ко мне домой и все чаще моя учительница оставалась на ночь, взваливая на себя по утрам нехитрые домашние заботы. Кофе в постель оказывается приятнейшая штука. В такие ночи она заставляла забывать про усталость. В любви оказалась требовательна и изобретательна. Постепенно у меня вошло в привычку просыпаясь утром чувствовать на своем плече ее голову, волосы, ощущать кожей теплое, молодое, упругое, шелковистое тело. Это именно то, чего всегда не доставало в моей жизни. Пока я валялся в постели, женщина не одеваясь, нагая, под музыку грациозно делала зарядку. Серьезно, не отвлекаясь, без дураков, без поблажек выполняла весь комплекс упражнений, подъемов, наклонов, подтягиваний, шпагат, мостик, аэробику... Так же серьезно, по деловому, старательно вела себя и в постели, занимаясь любовью словно своего рода гимнастикой, необходимой для поддержания тела в тонусе. Она очень любила свое красивое тело, переживала за неумолимый бег времени. Это только для меня ее годы казались недоступно молодыми. Теперь в Харькове на рынке женской красоты не котировались даже двадцатилетние старухи. Однажды, еще до нашей встречи, Аня решила переквалифицироваться из низкооплачиваемых учительниц в продавщицу парфюмерного магазина для мужчин, но ей прямо заявили, что работницы её возраста не требуются. Покупатели, видите ли, желают видеть молоденькие мордашки, а не старых мымр двадцати восьми лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112