Никто не видел как мы выходили во двор. Осмотрелся, все было пусто вокруг. ХАДовец сам попросил проводить его. Я не возражал. - Вокруг нашей общаги ошивалась местная шпана пристающая к иностранным студентам, сначала попрошайничавшая, но постепенно наглевшая, обиравшая слабых, бившая чернокожих, уважающая только силу. С каждым годом шпаны появлялось больше и больше. Она таскала в обтрепанных штанах самодельные кастеты, водопроводные краны и прочую тяжелую дрянь. Особенно опасными стали праздничные дни, когда все поголовно упивались дешевым плодовоягодным вином, гнилым портвейном и сивушной опилочной водярой. Шпана наглая, но трусливая, на рожон не лезла, при виде блеска лезвия, ворча и матюкаясь, отступала в тень. Вот почему в тот день со мной оказался нож, подаренный отцом. - Когда все было закончено я не взял заколку отца, она была осквернена прикасанием нечистых пальцев убийцы. Мне остался нож, очищенный его мерзкой кровью. - В Кабул удалось приехать на каникулы после свержения Амина. В квартире родителей жили уже другие, отводящие глаза, молчаливые, ничего не понимающие люди окраин, потрясенные переменой в собственной жизни, не желающие никого и ничего знать из прошлого. Боящиеся будущего. Верящие в Аллаха, но скрывающие свою веру. Бреющие бороду и стесняющиеся голого лица. Они боялись потерять приобретенное и надеяться на их помощь в поисках пропавшей семьи было бесполезно и наивно. - Зачем революционеры свергли сначала Короля, а затем Дауд Хана? Что бы отдать власть бывшим водоносам? Чистильщикам обуви? Полуграмотным рабочим и ремесленникам? Всем напялившим грубого толстого сукна серые униформенные мундиры? Декханам, не желавшим принимать документы на отобранную у старых хозяев землю и воду? Хитрым, алчным, ничем не брезгующим функционерам Амина, истребившим лучшую часть партии, тонкий слой старой интеллигенции, а затем пристреленным словно бешенные собаки, приглашенными ими же русскими спецназовцами? Может самим русским? Ну, а вам то зачем? Чем для вас оказался плох Король, чем не угодил Дауд? У меня не нашлось ответа на вопрос Ахмета. Собственно говоря, я не знал даже о существовании Закир-Шаха и сместившего его Дауд Хана, так, кое-что о революции. Ахмет понял и грустно улыбнулся. - Их свергли наши - романтики, идеалисты. Ваши только помогли, не удержали от дури, сказалась отрыжка теории перманентной революции товарища Троцкого. ... Дело давнее, забудем. - Пролетали дни, я ходил по Кабулу, все яснее понимая, что остался один. Совсем один. Вопросы роились в моей голове, вытесняя поэзию Вознесенского, Окуджавы, Высоцкого, Евтушенко читанных во время занудных лекций и семинаров по философии, истории КПСС и другой мути, факультативной к счастью для иностранных студентов. И не было у меня ответов на эти вопросы. - Приехав учиться по заданию партии на авиаинжинера я уже знал ваш язык. Ему меня обучили родители, сами ранее учившиеся в СССР, благовевшие перед страной социализма. Перед ее великой культурой. Знавшие и любившие русских писателей, цитировавшие не только Ленина, но и Пушкина, Толстого, Ахматову. Им удалось передать свою любовь и мне. На подготовительных курсах, когда другие с трудом осваивали азы чужого языка, я упивался чтением всего, что подворачивалось под руку классического и современного. Вступал в разговоры на улицах, скверах, площадях, оттачивал произношение, совершенствовал разговорную речь. Научился даже мыслить по русски, забывая пуштунский. - Теперь в сутолоке Кабульских улиц, заполненных невыносимым гамом плебса, ХАДовскими и советскими военными патрулями, мои мозги стремительно освобождались от всего лишнего, за вылетевшими из головы поэтами пришла очередь сопромата, теормеха и основ самолетостроения. Мысли крутились в одном направлении, как убраться отсюда подальше. В Союз меня больше не тянуло. Практический афганский марксизм оказался кровавым бредом, всместо райского сада. Местный сброд стал невыносим. Я решил пробираться в сторону Хоста а затем перейти границу и через Пакистан выбраться на Запад. - Мой визави замолчал, отпил мелким, неспешным глотком кофе. В то время, когда Ахмед резал своего врага и уходил за кордон, резкий поворот судьбы забросил меня в Афганистан, хотя совсем туда не рвался. Разница состояла в том, что Ахмет пробирался в Хост, а меня несло в Джелалобад.
Глава 18. Афганская прилюдия.
Проскочила под крылом расчерченая голубыми шнурами арыков и оросительных каналов, многоцветная словно узбекский ковер, земля. Прощай Союз. Блестнула полоска пограничной реки и потянулась серая, одноцветная, редко подкрашенная зеленым земля. Афганистан - объявил вошедший в салон лейтенант. Постоял и, не дождавшись вопросов, вновь ушел в кабину. - Саланг. - Коротко проинформировал лейтеанат через сорок минут. Саланг. Имя известное, перевал и туннель под ним. Единственная наземная ниточка питающая наши и правительственные войска. Пуповина поддерживающая жизнь, служащая постоянным объектом непрекращающихся атак душманов. Интересно взглянуть, но что разглядишь с такой высоты. Только горы. Возможно прерывистую черточку дороги. Не больше. Перевалив через хребет самолет пошел на снижение. В иллюминатор увидел как вынырнув откуда-то снизу, качнули приветливо крыльями и пристроились рядом фронтовые истребители МиГ -23 с красными звездами. Народ в кабине заинтересованно зашумел. - Не волнуйтесь, это теперь обязательно при проводке всех бортов на Кабул. - Успокоил лейтенант. - Исстребители обеспечивают безопасность при посадке. У духов появились Стингеры, вот ребята и рассредотачивают внимание духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112