В других - экскременты на полах, порубленные двери, побитые окна, заложенные в потайные места тухлые куриные яйца, годами источавшие невыносимую вонь. Но печальный конец у всех оказался одинаковый. Мао и своим-то гражданам не больно доверял, а о выходцах из страны советских ревизионистов и речи не шло.
Дома, постепенно заселяемые кильдымским сбродом, быстро пришли в запустение, поля и огороды вымерзли и пропали за первую зиму. Попробывали местные власти завозить переселенцев. Строили им дома, давали свиней, коров, деньги. Не помогало, не приживались. Скот - съедали, деньги - пропивали, сами сбегали.
Только кильдымским и военным бежать оказалось некуда.
Офицеры, в кого коньяк не лез, или денег на него не хватало, за горючим ездили, если случалась оказия, в ближайшее сельцо. Недалеко, однако, километрах в пятидесяти. Сельцо ничего себе, специфическое. Образовалось вокруг сумасшедшего дома куда свозили страждущих со всей Маньжурки. Так и жили они одной большой семьей - врачи, санитарки и пациенты. Где кто порой и не разберешь.
Водкой правда там тоже не торговали. Зачем? Баловство одно. Продавали "Питьевой спирт". Дешево и сердито. А ежели, кто особо нежный, или скажем женщина беременная, на сносях - то и разбавить спирт до водки - "эт-то запросто, эт-то всегда пожалста".
Проявляя торговую удаль заскакивали порой в гарнизон кооператоры на автолавках, забитых под крышу одним видом товаров - водкой. Если везло распродавали товар ящиками за считанные минуты. Сдачи не давали, да ее и не просили ибо риск был велик и за него приходилось доплачивать. Согласно приказу коменданта, патрули, встречая остановившуюся в предалах гарнизона автолавку, обязаны были прокалывать штык-ножами, а в крайнем случае даже простреливать из пистолета, как минимум три ската машины из четырех. Потом караулить обезноженного торговца до прибытия представителя военной прокуратуры и особиста. Те уже разбирались дотошно кто и откуда, да как проехал, да какими тропами. Если же заставали на месте преступления, в разгар торговли, то били безжалостно бутылки. Под горестный вой шофера-экспедитора и жалостливые вздохи окружающей толпы. О жестокости генерала поставщики водки знали и обычно старались объезжать наш гарнизон десятой дорогой.
Приключались однако и весьма интересные истории. Обкатывали как-то рембатовцы после ремонта танк. Гоняли грохочущую железяку по полигону, устраняли недоделки, доводили до нормальной кондиции. Пока возились искурили весь запас сигарет. Ребята были все как на подбор - спокойные, с техническим средним образованием, хорошие специалисты. Особо их не контролировали, доверяли испытывать танки без присмотра офицера или прапорщика. От полигона до дурдома расстояние невелико.Понаслышке парни знали о наличии там магазина, вот и решили заскочить за куревом.
Не учли они, на свою беду, двух вполне очевидных вещей специфичности самоходного экипажа да особенностей местного населения.
Подъехали спокойненько на танке к магазину, затормозили перед крылечком с сидящим и стоящим на них в очереди народом, открыли люки, стали вылазить. Смотрят, что за чудеса - Люд местный с криками "Война! Война! Китайцы приехали! Спасайся кто может!" начал с крылечка удирать. Кто в кусты, кто по пластунски через улицу, кто через перильца в палисадник. Один герой, пуская радостные слюни выскочил на центр улицы, сорвал со стриженной неровными серыми ступеньками головы коричнивую замацанную кепчонку, рванул на груди ватник, обнажил скелетистую, нездорового бело-желтого цвета грудь, заорал, - Стреляй, Мао!, - и героически метнул в гусеницу танка бутылку. Впрочем, уже пустую.
Правда от таких подвигов описался малость, потому опустился на карачки и поскакал вдоль по улице, наддавая себе по тощему мокрому заду широкой костлявой ладонью.
Из магазинчика тоже народ потянулся - с поднятыми руками, в основном.Оказываясь на улице, перед танком со стоящими столбиками в люках, словно степные байбаки в норках, ошалевшими рембатовцами, покупатели прыскали без объяснений по сторонам, внося дополнительное смятение в коротко стриженные головы сержантов.
Крыльцо опустело, но ненадолго. Медленно приоткрылась дверь и в щели показался белый халат продавщицы. Пятясь вперед толстым ватным задом она пролезла сквозь дверной проем, таща за собой картонный тарный ящик из под консервов. Очутившись на крылечке, обхватила ящик руками, с натугой подняла перед собой на грудь и крича - "Жрите гады! ...Но не стреляйте,... родимые!", подтащила к танку, опасливо косясь на торчащую из башни пушку. Поставила свою ношу перед дульным срезом и бочком, бочком, быстренько удрала в ближайший проулок.
Оставленный ящик был полон ценной данью, выкупом от разрушений и порабощения. Половину ящика занимали бутылки со знаменитым питьевым спиртом. В другой половине были навалены дешевые сигареты, колбаса, банки консервов, буханка хлеба. Чем богаты - тем и рады. Не пожалела бабенка, весь дефицит преподнесла.
Рембатовцы выскочили за дарами и только теперь со стороны, оценили ситуацию. Проверяли они, кроме всего прочего, стабилизатор пушки, да и забыли его отключить. Вот пушечка, размером с телеграфный столб покачнулась при торможении и застыла, уставившись дыркой на крылечко.
Посетители кто были? ... Они же и пациенты. Нервишки слабенькие, головки тоже не больно смышленые. Радио однако во всех домах и палатах бесплатно галдит с перерывом на ночной сон о Мао, о Китае, о Даманском... Им много не надо. Все сразу сообразили. Дураки то дураки, да жить видать всем хочется. Как драпали, как драпали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88