Высохли мои слезы, но не прекращалась наша любовь, рвущая на части сердца, сминающая чувства. И никто не мог уступить. Долг и любовь, вера и разочарование , честь и безверие...
На улице рассвело и свет прогнал по углам комнаты остатки ночного таинственного ведовства.
- Ты уходишь, - сказала Вероника. - Пойди прийми душ, освежись немного.
В коридоре меня догнал ее отчаянный крик - Постой! Вернись!
Я вбежал обратно. Вероника нагая, с растрепанными волосами, распухшими, широкими, раплющенными поцелуями губами, зареванными, полными слез несчастными глазами бросилась мне на грудь.
- Нет, не сегодня. Пусть сегодня на твоем теле остаются следы моих рук, моих поцелуев, моего тела,... мой запах. И я сохраню тебя... хотя-бы еще на день. Она отодвинулась от меня, отстранила от себя, не дала приблизиться вновь. - Тебе пора. Одевайся и уходи.
Жена смотрела как я одеваюсь и впитывала меня глазами. Было неловко, жутко от ее взгляда. Я путался в одежде, торопился. А она смотрела и смотрела, зажав рукой рот, не отрываясь, не скрывая своей наготы. Вставшее в полный рост степное казахстанское солнце, разогнавшее болотную мороку предрассветной дымки освещало ее фигуру, сушило слезы, золотило нежную кожу с незагоревшими полосками.
- Ты прекрасна, жена моя! Моя любимая, мое чудо.
- Я люблю тебя, мой муж!
- Я люблю тебя, Вероника, жена моя.
Нагая, она подошла ко мне, взяла за руку и повела ко входной двери. Распахнула ее настежь, не стесняясь и не боясь ни черта, ни бога, ни людей.
- Иди, не искушай моих сил, лейтенант. Вперед!
Я сделал шаг за порог и переступил его.
Вероника стояла в проеме двери словно невиданной красоты статуя античной богини.
- Постой, я сейчас... - Она метнулась назад, присела перед стоящим в прихожей продырявленным пулей рюкзаком, развязала одним рывком шнур, вырвала и протянула мне простреленного Рембрандта. - Помни меня!
Я лихорадочно зашарил по карманам. В боковом обнаружил то, что искал - конверт из плотной черной бумаги. В нем начальник штаба вернул лишнюю, забракованную фотографию, одну из нескольких принесенных для вкладыша в личное дело. В последний день перед отлетом на целину, в спешке и суете, я умудрился получить отпечатки в фотоателье и занести майору в кабинет.
Выхватил черный конвертик и подал Вероники, одновременно принимая из ее напряженных пальцев Рембрандта.
- Постой! - Хотелось кричать, но горькие пересохшие губы смогли только прошептать. - Не надо!
На лестнице раздались торопливые шаги. Люди шли на работу. Вероника стояла и не отрываясь смотрела на меня. Слезы высохли в ее глазах. Я закрыл дверь, прикрывая ее от нескромных взглядов. Щелкнул, захлопываясь дверной автоматический жестокий английский замок.
Люди прошли вниз удивленно поглядывая на меня, спустились на пролет ниже, постепенно уменьшаясь в размере, скрываясь в пустоте лестницы. По колено, по грудь, по плечи... Я кинулся к двери. Толкнул ее. Замок не открывался. Надо было что-то делать, решать, находить новые слова. Но ничего разумного не приходило в голову. Достал из кармана начатую пачку сигарет. Почему-то зажигалку Вероники. Сел на ступеньку лестницы ведущей вниз. Закурил. Взглянул на часы. Докурил сигарету. Вмял бычок в шершавую бетонную поверхность. Еще раз пнул ногой дверь. Тишина. Взял под мышку том Рембрандта и пошел вниз...
У домика диспетчерской службы меня встретил командир. Взглянул. Покачал неодобрительно головой, вздохнул. Я сел на скамейку возле входа. Закурил. Голова была пуста. Ни одной самой паршивой мысли не вилось в башке. Только в ушах то нарастал, то спадал гул. Солнце пригревало. Глаза слипались. Веки становились просто неподъемными.
На плечо опустилась ладонь командира.
- Пора. Пошли.
Кое-как доплелся к вертолету. Машина была уже загружена и готова к вылету. Поднялись на борт. Машинально, на автопилоте проделал все положенное при взлете. После запуска двигателей, командир протянув руку указал мне на салон. Кивнул капитану. Тот достал полбутылки водки, шлепком ладони по донцу выбил пробку.
- Пей! Это лекарство, - протянул мне, - до дна.
Выпил водку не ощущая вкуса, не чувствуя крепости. Но стало вдруг проще и теплее. Начало спадать нервное напряжение последних дней. На смену душевной опустошенности навалилась обычная физическая усталость.
Капитан забрал пустую бутылку. Спрятал в сумке, приткнутой в углу.
- Ложись на чехлы, накрывайся куртками, брезентом и спи. - Приказал Командир.
Мой мозг повиновался, автоматически, безропотно.
Машина взлетела и взяла курс на Аркалык. Шли, огибая по дуге запретные зоны, где стояли, затаясь среди красной, насыщенной железом земли, укутанные в металлические, противоударные, противопожарные, герметические коконы мертвые до времени стратегические ракеты и приставленные к ним, живые до того же самого момента, ракетчики. Но нам не было дела до них, как и им до нас.
Лежа на чехлах напрасно пытался заснуть. То есть, я страшно хотел спать, но только удавалось провалиться в омут сна, только смыкалось над головой его тихая болотная ряска, как приходил слюнявый мильтон и утыкал пистолет мне в грудь, кривил рот, орал, брызгая слюной...забирал от меня Веронику. Просыпаясь в полубреду, пытался притянуть жену к себе. Но тут же понимал, что ушла,... нету. Прижимал к себе книгу. Старался вдохнуть ее запах, но натыкался только на смесь водочной вони и своего пота. Бессильно откидывался на спину, ворочался на брезенте, сминал под себя жесткими рубцами, свивал жгутом, поджимал ноги, бессознательно принимая позу зародыша в утробе матери, инстинктивно считая такое положение за самое безопасное, ограждающее от внешнего мерзкого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88