Тебе же сказано - дочь останется.
- Ты слышала, мать? - Парфенов повернул голову к жене.
И увидел ее уже на дороге. Прямая и тонкая, руки в карманах плаща. Она стояла у дверцы. Жена, смертельно уставшая в этом году.
- Я пойду с ними. Такой вариант устраивает, мальчики?
Губы у нее были плотно сжаты, лицо заострилось. В голосе такая ледяная брезгливость, что Парфенов почувствовал, как дернулся сзади пухлозадый блондин. Отказаться они теперь просто не могли. И Парфенов с ужасом подумал, что она попала в точку.
- Мадам! - Блондин скривил губы. - Было бы стыдно не заметить такую женщину, мадам. Прощу прощения, мадам. Только вы. Если, если ваш супруг не против.
- Ты не против, любезный? - Тупорылое железо снова ткнулось Парфенову в бок.
- Тебя спрашивают, козел, - сказал коренастый. - Отвечай!
- Очень невоспитанный человек. - Блондин вздохнул и носком кроссовки отбросил валявшуюся в ногах тряпку. - Он швыряет тряпки людям, которые пришли ему на помощь в трудную минуту. Нет, чтобы подойти. И вежливо предложить.
- Упрямый, как козел, - повторил коренастый.
- Нет, он невоспитанный.
- Козел он упрямый.
- Он невоспитанный. Воспитанный давно бы сел в машину и убрался вон.
- Слов он не понимает человеческих, потому что упрям, как козел. Еще раз попросим дочку с нами прогуляться, - начнет соображать. Козел!
- Да... - задумчиво протянул блондин. - Он козел.
- Упрямый, - добавил коренастый.
- Невоспитанный козел с тачкой.
- А может, это мещанство? - Коренастый сплюнул сквозь зубы в сторону машины. - Зачем ему автомобиль? Всю жизнь небось копил на эту ржавую железку.
- Лишал семью радостей жизни, - подхватил блондин. - Лишал дочь мороженого, а жену - любви. А вы заслужили, мадам.
- А может, он воровал? - сказал коренастый.
- Он даже этого не может. Он честный труженик. Законопослушный гражданин, питавшийся супом из кильки, чтобы скопить на эту железку.
Парфенов смотрел на жену - под глазами у нее лежали синие тени. В последний раз она смертельно устала под Кокандом. Парфенов устал еще раньше, но с этим ничего не поделаешь. Это была его профессия. Отпуск ему дали из-за жены.
- Сколько лет ты жрал кильку, козел? - спросил коренастый.
Парфенов смотрел на жену. Только он знал, как она устала.
- Человеку, который пахнет калькой, не нужен автомобиль.
- Жена ему тоже не нужна.
- Садись в тачку и дуй. Без оглядки. Учти.
- Прощай, дорогой друг. - Блондин подтолкнул Парфенова стволом.
Парфенов не отрывал взгляда от жены.
- Езжай, - сказала жена.
Парфенов посмотрел на дочь, - дочь стояла в луже возле машины с прижатыми к груди руками.
- Езжай, - повторила жена.
- Ты что?! - крикнул глазами Парфенов. - Ты что?!
- Ничего, ничего, - прикрылись ее веки. - Езжай. Ты же не...
- Да ты что?!
- Езжай!
- Ира, - Парфенов не отрывал глаз от жены, - садись в машину.
Дочь повернулась, постояла с прижатыми к груди руками и шагнула к машине. Парфенов медленно двинулся к ней. Спина еще ощущала холодок слева под ребром. И пустоту. Пустота за спиной с каждым шагом все больше отдавалась звоном в ушах. Парфенов сел за руль и увидел в зеркальце жену, ветерок завернул ей полу плаща. Рядом с ней, наводя пистолет на машину, стоял пухлозадый. Парфенов почему-то включил дворники, и левый дворник стал возить перед ним прицепившийся листок. Парфенов выключил дворники, рывком взял с места и не отрываясь смотрел в зеркало, как удалялись три фигурки на дороге.
- Сейчас я выскочу, - сказал он дочери. - Баранку возьмешь. Дверцей не хлопай. Поедешь дальше.
- Я не умею.
- Поедешь. Рычаг не трогай. Левая нога на педали. Руки на баранке. И рули по дороге. Минут пять. Потом повернешь ключ. Отпустишь педаль. Остановишься. Тормоз под другой ногой. Повтори.
- Возьму руль. Левая нога на педали. Рулю по дороге. Поверну ключ остановлюсь. Тормоз под другой ногой.
- Правильно, - сказал Парфенов - Дверцей не хлопай. Дочь кивнула.
Там, где на дорогу выставился заплутавшийся куст, Парфенов свернул к кювету, придерживая левой рукой с топориком приоткрытую дверцу. Метров за пять до куста он отпустил топорик на дорогу и кувыркнулся через плечо перекатом, угодив на узловатые корни. Затем перекатился с дороги в кустарник, вскочил на ноги и оглянулся, - машина виляла, но тащилась вперед. Он осторожно раздвинул ветки кустарника, посмотрел на пустынную дорогу, дополз до топорика и откатился снова под кусты, боясь, что дорога просматривается. Добравшись до подлеска, встал и побежал напрямик, пригибаясь, прикрывая локтем глаза, чтобы не выхлестнуло веткой.
Парфенов бежал и думал, что хорошо бы ствол остался у пухлозадого - по нему труднее промахнуться. Сначала нужно было вырубить ствол, у кого бы он ни оказался. Лучше у пухлозадого. Два ствола у них быть не может - не пугали бы ножичком. Еще Парфенов боялся разминуться - времени отводить ветки не было, он просто прикрывал локтем глаза и бежал почти вслепую. Правая нога угодила в какую-то ржавую кастрюлю.
- Ч-ч-черт! - прошипел Парфенов, потряс ногой, освобождаясь от прицепившейся тяжести, и, отшвырнув, сообразил, что угодил в поржавевшую каску. На наши каски она не походила - с какими-то пологими скосами. Парфенов видел такие в кино. Прежде чем все это прокрутилось в голове, он снова был на ногах. Еще какая-то глупость мелькнула в сознании, вроде Мясного бора. То ли каска походила на кастрюлю, то ли карта втемяшилась в башку за столько дней езды. Парфенов вслух послал всю эту глупость, проломился к дороге и чертыхнулся снова: три цепочки следов за размолоченным скатами стлаником тянулись в лес на ту сторону. Значит, дорогу нужно было перебегать. Если на той стороне прячутся, шансов перебежать у Парфенова было не больше десяти на миллион.
1 2 3