Она пристально посмотрела ему в глаза:
– Итак, ты думаешь, что я чего-то боюсь?
Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– Того же, чего боимся все мы.
Джун начала нервничать:
– Так чего же я, по-твоему, боюсь?
– Провала.
С секунду Джун сидела не двигаясь, будто оглушенная.
– Помните, вы сказали об этом на вечеринке у Дино, – продолжал он. – Что не можете позволить себе еще один провал. Еще одну неудачу.
– Тогда был не только мой провал, – вскипела она. – Тогда все произошло по вине этого идиота Бертолини. Он вечно становился у меня на пути. Набрал отвратительный состав из своих закадычных друзей, урезал в три раза бюджет на постановку. Естественно, все это отразилось на качестве спектакля. У меня не оставалось ни малейшего шанса на успех.
– Допустим, – согласился он, – тогда у вас были большие проблемы. Такое может случиться с каждым. Но то было тогда. А сейчас – это сейчас. Тот провал – уже прошлое. Почему же вы так боитесь сейчас?
– Кто сказал, что я боюсь? – возразила она.
– Я сказал. Признайтесь, вы панически боитесь провала.
Она снова отвела глаза.
– Ну же, – настаивал Коди, – признайтесь, что это так.
– Послушай, чего ты добиваешься? – не выдержала она.
– Таков мой метод, мисс Рорк, – ответил он как можно искреннее. – Так что вам придется меня потерпеть.
Джун только устало махнула рукой.
– Ладно, ты прав. Я боюсь, что этот спектакль не пойдет или провалится. Мой нынешний продюсер мало чем отличается от Бертолини. Моя труппа состоит из сомнительных талантов, место которым разве что в мыльной опере. Публика же ждет, сможет ли великая Джун Рорк реабилитироваться после того жалкого случая.
Коди удовлетворенно улыбнулся.
– Да, понимаю. Дела обстоят так, что вам опять приходится бороться, вновь карабкаться на вершину. Но разве вы не видите, что нам всем надо карабкаться? Каждый из нас кровно заинтересован в успехе, и у нас есть все основания тоже бояться провала. Ради успеха каждый готов выложиться на все сто двадцать процентов. Но если ваш страх является поводом обращаться с нами как с последним дерьмом, то вы можете рассчитывать на нас лишь процентов на пятьдесят.
– Мне нужно все двести, – вздохнула Джун.
– Знаю. Сегодня я видел, что вам это неплохо удается. Даже на примере Лилиан. Она мне сама сказала после репетиции, что кто-то способен заставить ее превзойти саму себя. Да, сегодня она, несомненно, была на высоте.
– Лилиан сказала, что я расшевелила ее? – с надеждой переспросила Джун.
– Более того, – он рубанул рукой воздух. – Она сказала, что вы заставили ее снова размышлять и действовать, чего ей не приходилось делать со времен обучения в школе актерского мастерства.
Это признание обрадовало Джун. Актеры не слишком часто берут на себя труд прийти и сказать ей, что она достигла того, к чему стремилась.
– Так в чем проблема? – спросила Джун, немного успокоившись.
– Проблема в том, что я уже сказал. – Он снова понизил голос. – Вы не просто железная леди. Вы позволяете посторонним проблемам отравлять работу. И если так будет продолжаться, вы можете растратить попусту драгоценное время и талант. А это будет означать полный провал. И на сей раз виноваты будете вы. И больше никто.
Какое-то время она сидела молча, потом пристально посмотрела в его проницательные глаза.
– Коди, ты, по-моему, говоришь от третьего лица. Это мнение всего коллектива или твое собственное?
– И то и другое, – искренне ответил Коди. – Я ведь тоже боюсь, Джун.
– Почему? Ты всегда можешь вернуться в свой Голливуд и продолжать отстреливать на экране джентльменов удачи. Ты уже сделал себе имя.
Он возвел глаза к небу и слегка улыбнулся:
– О, если бы это было так! – Коди снова посмотрел на нее. – Если бы это действительно было так, я не потащился бы в Нью-Йорк за работой, как вы думаете?
На лице Джун появилась скептическая гримаса.
– И это говорит великий Коди Флинн?
Тогда он перегнулся через столик и зашептал:
– Мисс Рорк, в сущности, у нас с вами много общего. Мы оба пытаемся взять реванш. Вы проиграли разом, из-за неудачной постановки одной пьесы. Мне же удача начала изменять мало-помалу, и мой провал растянулся на долгие годы. Все дело в том, что теперь почти никому не интересно, как Коди Флинн под грохот выстрелов преследует негодяев. При этом много лет подряд телефон не умолкал. Просто вместо агентов и продюсеров стали звонить налоговые инспектора.
Джун была в шоке. Она не знала, что и подумать.
– Почему ты мне все это рассказываешь?
– Не знаю. Я просто хотел, чтобы вы поняли, что сейчас, в самом начале совместной работы, зарождается что-то очень хрупкое и важное для многих людей, и это нужно суметь сохранить.
Джун не знала, что ответить. Она испытывала неловкость, даже смущение. Еще несколько лет назад Коди Флинн был одной из самых прибыльных сенсаций Голливуда, а сейчас он не боится признаться, что позарез нуждается в работе.
Коди попытался улыбнуться.
– И знаете, у некоторых из нас таланта побольше, чем нужно для мыльной оперы.
– Я надеюсь. – В ее голосе чувствовалось искреннее участие.
– В самом деле. – Коди откинулся на спинку стула. – Вы, наверно, сильно удивитесь, если узнаете, что до Голливуда я работал в театре?
К Джун вернулся ее скептицизм.
– И где же?
– В Лондоне, – с гордостью ответил он. – На моем счету три года гастролей в труппе Королевского шекспировского театра.
Джун не поверила.
– Быть не может!
Коди приосанился и заговорил густым, хорошо поставленным голосом с сильным британским акцентом:
– «Здесь нынче солнце Йорка злую зиму… в ликующее лето превратило;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119