Она вообще ни о чем не думала в моменты близости. Девушка начала получать от него наслаждение и, зная себе цену, управляла партнером. Не произнося ни слова, она заставляла его стремиться доставить ей удовольствие, и он этому хорошо научился. Клэй привык проводить по нескольку суетливых минут с женщинами, которым платил, и вовсе не стремился дать им иную радость, кроме денег. Поначалу оргазмы, которых она достигала, будили в нем болезненные мысли о том, какой могла быть жизнь у них с Мардж. Подчас это приводило его в смятение, но позже он начал воспринимать как должное то, что творилось с ней в момент, когда она кончала. И он упивался, а в конце концов начал гордиться собой. Бернадетт никогда не пыталась скрыть влечения к нему. Ее тело давало знать, что он удовлетворяет ее. И все же в нем иногда чувствовались остатки скованности, источником которой она считала недоверие. Она никогда не спрашивала его о причинах, а просто уходила в себя, забиваясь в уголок, где можно было побыть одной. Бернадетт с ужасом думала о предстоящем завершении путешествия, полагая, что вскоре надоест ему, как и другие женщины.
На подходе к Гонконгу Клэй строил планы на следующие несколько дней. Он хорошо отрепетировал свою новую роль – Говарда Джеллинека. Клэй отрастил бороду и, надевая темные очки Говарда, добивался сходства с фотографией в паспорте уже мертвого хозяина яхты. Он тренировался, подделывая нелепую подпись канадца, чтобы позже обналичить кучу дорожных чеков «Америкэн экспресс», которые оказались в ящике стола. Он намеревался истратить часть этих денег на дорогу в Швейцарию. Этот тихий уголок в Альпах с его банками и чистыми улицами уже не казался столь далеким, как в тот день, когда был сбит самолет Клэя. Номер секретного банковского счета вместе с накопленными бриллиантами был похоронен на топком рисовом поле во Вьетнаме. Ему лично придется отправиться в Люцерну и удостоверить собственную личность в качестве Клэя Уэйна-Тернера. Поскольку его паспорт остался на базе, надо будет подумать о том, как доказать, что это его подлинное имя.
Клэй завел двигатель и опустил паруса. Когда они складывали огромный парус, он сказал Бернадетт, что ей следует спрятаться в тайнике, который Говард приготовил для них обоих.
– Это не займет много времени, – успокоил он Бернадетт, заметив в ее глазах отсвет былого страха. – Как только таможенники уйдут с яхты, ты сможешь выйти. Я оставил там запас воды на случай, если они задержатся. Вот увидишь, до чего будет здорово выйти в город после всего этого. Сегодня вечером приглашаю тебя поужинать.
По радио Клэй представился портовым службам. Яхта находилась как раз в центре залива, проходя мимо пришвартованных гигантских сухогрузов, прогулочных судов, трудяг-паромов и древних джонок, изящно скользивших по фарватеру. Когда они достигли середины залива, огни Гонконга и Коулуня слились в многоцветной симфонии. Клэй, обняв одной рукой Бернадетт, стоял у штурвала. Они следовали курсом, который указывал им голос англичанина, находившегося где-то вдалеке.
Была почти полночь, когда Клэй пришвартовался к отведенной ему стоянке. Он заранее выбросил за борт все оружие и свою военную форму. Поскольку ничего недозволенного на яхте не оказалось, измотанный таможенник быстро завершил осмотр. Молодой сотрудник иммиграционной службы – китаец, на котором ловко сидела черная английская форма, – не моргнув глазом шлепнул штамп в паспорте Говарда. Таким образом было получено разрешение на двухмесячное пребывание в британской колонии.
Соседнюю стоянку занимало немецкое двухмачтовое судно. Поскольку его хозяева прогуливались в это время по городу, на ближайших подступах все было спокойно. Едва они остались наедине, Клэй, открыв люк, шепнул Бернадетт, что все прошло как по маслу. Отныне, заверил он, не будет никаких проверок, никаких игр в прятки. Ничего, кроме приятных вещей, добавил он, когда она уже вылезала из своего убежища.
Они приняли душ, и Клэй нарядился в слаксы и тенниску, которые нашел в гардеробе Говарда. Запах мыла подарил ему ощущение чистоты и наполнил энергией каждую клетку его тела.
– Этот город никогда не спит, – сказал он Бернадетт. – Сейчас мы отправимся купить тебе что-нибудь из одежды поприличнее.
– А может, завтра? – жалобно спросила она. – Так хочется выспаться. Уж очень тяжелый был день.
Клэю не терпелось ступить на мостовые города, но в то же время хотелось сделать ей приятное. Он пожал плечами.
– Иди сам, – предложила она.
– Одну я тебя не брошу. Неужели тебе не хочется есть?
– Не очень. Я могу что-нибудь тебе приготовить. – Что ж, остаюсь, – согласился он и увидел, как тень тревоги исчезает с ее лица.
Какое-то время они сидели на палубе, прислушиваясь к городскому шуму. Потом на него навалилась усталость, и они отправились в рубку спать на неподвижной теперь постели, глухие к звукам порта и города, где люди шумно встречали рассвет.
24
Когда Клэй проснулся, было уже позднее утро. Он посмотрелся в зеркало, заварил чай и поднес чашку Бернадетт. Он был галантен, но выражение его глаз оставалось серьезным. В это время года в городе бывало полно военных летчиков-отпускников, так что он решил не сбривать бороду. Снаружи к ним пробивался густой шум толпы, рычание машин и гул самолетов, взлетающих и заходящих на посадку в аэропорту Кайтак – от корабельной стоянки его отделяла лишь узкая полоска воды. Затем Бернадетт встала, надев рубаху и штаны Говарда. Ее золотистая от загара кожа и пухлые губы не требовали косметики. Она не стала спрашивать Клэя, куда они отправляются, – его лицо было серьезным, и девушка поняла, что не стоит испытывать настроение своего спутника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93