Я знаю это! Могу я юридически бороться за программу? Они несправедливы – ведь существует авторское право. – Она все это говорила, расхаживая по кабинету, потом вдруг остановилась. – Мне нужен защитник. Я собираюсь возбудить дело. Как ты думаешь, сколько это будет стоить? Деньги не имеют значения, для меня важнее принципы, это…
– Ливви! Успокойся! – Питеру пришлось кричать, чтобы остановить ее рассуждения. Она остановилась перед ним, испытывая смешанное чувство удивления и возмущения.
– Что? В чем дело?
Он тяжело вздохнул и тряхнул головой.
– Пойди и сядь, пожалуйста!
Нехотя она подошла к столу и присела на краешек стула.
– Сейчас давай поговорим об этом деле спокойно. У тебя есть с ними соглашение об авторском праве? Или был пункт, предусматривающий твою исследовательскую деятельность по изобразительному искусству для этой программы?
Она быстро взглянула на него.
– Нет. Ничего особенного.
– Что означает твое «ничего особенного»? Было там то, о чем я говорю?
– Нет. Ничего.
– Тогда как ты, скажи на милость, собираешься судиться? В твоем контракте есть пункт, в котором они имеют право заменить тебя. Так всегда делается.
– Правда? – спросила она с сарказмом.
– Да, правда! Я просматривал твой контракт и помню это. – Он остановился, не желая дальше расстраивать ее, а потом продолжал, смягчив голос: – Ливви, у тебя невелик шанс выиграть дело. Ничего конкретного, без каких-либо юридических соглашений, у тебя нет зацепок, чтобы воевать с городским телевидением. Извини, но я не могу предложить тебе свою помощь, и я не думаю, что кто-нибудь согласится взять это дело.
Ливви смотрела на стену поверх его головы. Его последние слова больно ударили ее, и она потеряла всякий контроль над своими эмоциями. Она вдруг остро ощутила крушение всех надежд и унижение от сегодняшнего утреннего посещения телекомпании. Ей вдруг показалось, что Питер тоже издевается над ней, усиливая ее страдания. И она взорвалась.
– Ты уверен в этом? – спросила она холодно. – Или, может быть, если я больше не буду работать на телевидении, тогда последняя память о моем отце умрет и ты тогда сможешь выйти из тени? – Ее лицо было бесстрастно, но, в такт ее бурному дыханию, было видно, как пульсировала голубая вена на шее.
– Но ты же не можешь так думать? – запротестовал Питер. Он никогда не спорил с Ливви. И теперь не мог поверить, что она говорит всерьез. Он отвел взгляд, надеясь, что ее злость затихнет.
– Не могу? Его смерть была облегчением для тебя и Мойры. Она обеспечила вам светлое будущее, с тех пор вы стараетесь уничтожить все, что напоминало о нем! Вам это удалось! – Она встала. – Если бы я добилась победы, то каждый бы сказал, что я настоящая дочь своего отца! А этого ты не смог бы пережить! Не смог! – Держась за край стола, она выплевывала ему эти слова в лицо.
– Ливви, я…
Она резко оборвала его.
– Ты не мог бы стерпеть это! – провизжала она. Она повернулась к дверям: – Он был в десять раз больше мужчина, чем ты! Он обязательно помог бы мне! Он бы понял, что это для меня значит! – Она распахнула дверь и выбежала из кабинета. Питер бросился за ней, но услышал, как хлопнула парадная дверь, и понял, что это бесполезно. Она ушла. Он постоял какое-то время, потом слабо улыбнулся растерянному Вилсону, прошел в свой кабинет и, медленно подойдя к своему столу, тяжело рухнул на стул. Он понимал, что в ней говорила ярость. Но пока так сидел, он вспомнил, что никогда не мог добиться расположения Ливви. Все прошедшие годы он чувствовал, что она не принимает его. А сейчас он понял, что она действительно думает то, о чем говорила. Только все это время она хранила эти мысли в тайне. Питер понял свою ошибку: если бы много лет назад он набрался мужества и рассказал ей правду, сейчас он не услышал бы эти несправедливые, дикие слова. А сейчас поздно, подумал он печально. Теперь она не поверит тому, что услышит.
Ливви сидела на диване у себя дома и тупо смотрела на телевизионный экран. Она положила ноги на стол, а на полу, рядом со сброшенными туфлями и пальто, стояла вторая бутылка красного вина. Бутылка была уже наполовину пуста. Она держала в руках наполненный бокал, постоянно прикладываясь к нему. Пустые пачки сигарет валялись вокруг нее на диване. Пепельница, полная окурков, стояла на полу. Ливви тяжело вздохнула и включила другой канал.
Было уже половина девятого, и Ливви сидела здесь с тех пор, как вернулась домой после встречи с Питером. Она целый день ничего не ела, и вино стало действовать на нее уже после первого бокала. Она понимала, что не должна была все это говорить Питеру. Но в тот момент ей было невозможно сдержаться. А сейчас, захмелев, она стала плакать. Ей хотелось сбежать от отчаяния и боли. Пытаясь встать с дивана, она выплеснула немного вина и стала вытирать его пальцем. Но от пьяных усилий пятно стало еще больше.
– О, дорогая, – пробормотала она, поднимая пепельницу. – Иди ко мне… – Потом закурила сигарету и, рассыпая пепел по дивану, снова переключила канал. Городское телевидение рекламировало еду для кошек, и при виде пушистого зверька ей вдруг захотелось завести кошку. Она легла на спину, глубоко затянулась и стала выпускать изо рта колечки дыма, наблюдая, как они тают в воздухе. Скосив глаза на экран, она увидела, что реклама кончилась и пошел анонс передачи «Тэйк файв».
– Что? – Она моментально села и уронила сигарету. Выругавшись, она потянулась за сигаретой и свалилась на пол, не спуская глаз с экрана телевизора. Она увидела высокую длинноногую блондинку, очень похожую на себя. Блондинка в коротком черном платье стояла посредине громадной белой картинной галереи и что-то говорила в камеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128