– Она выпалила все это одним махом и сделала паузу, чтобы перевести дух и заодно потереть кончики пальцев, которым было тесно в новых сапогах. – Беда только, – добавила она, даже не замечая, что сама себе противоречит, – что в них ужасно неудобно.
После ужина, когда рассказывать было больше нечего, Джон развел огонь в камине, посадил перед ним Франческу и принес таз с горячей водой, куда бросил горчицы. А сам остался в кухне мыть посуду. Он любил эти минуты покоя после дня, полного забот и хлопот, минуты, когда можно было не торопясь подумать о своем.
Стоя возле раковины, он вдруг почувствовал глухую тоску, будто расстался с чем-то очень дорогим. В одну минуту он ощутил себя стариком. Он решил, что это связано с неудачами в поисках работы. Но в глубине души Джон понимал, что его угнетенное состояние вызвано другой причиной. Он вновь почувствовал знакомый вкус одиночества, и впервые после отъезда из Моткома усомнился в правильности своего решения.
«Франческа становится самостоятельной, и вскоре я буду ей не нужен», – думал Джон. Конечно, она по-прежнему будет считать его своим другом, но у нее появится свой мир. Это естественно, так и должно быть, но от сознания закономерности происходящего боль в сердце не проходит.
Джон вытер руки полотенцем, аккуратно сложил его и пошел в гостиную. Она сидела в кресле, погрузив ноги в таз, но голова ее запрокинулась, а глаза были закрыты. Франческа спала. Джон на цыпочках подошел, осторожно вынул из воды одну за другой ее ступни, промокнул полотенцем и отправился наверх за пледом.
Возвратившись, он увидел, что она свернулась калачиком на диване и крепко спала. Во сне она глубоко и ровно дышала. Он укрыл ее пледом, взял таз и пошел на кухню.
– Джон!
Он обернулся. Франческа открыла глаза и улыбалась ему полусонной улыбкой.
– Спасибо, – нежно сказала она, вздохнула и опустила веки. – Да еще: я тебя люблю, – шепнула она одними губами, но он расслышал.
Джон продолжил свой путь. Он подумал, что какие бы тяжелые предчувствия ни обрушились на него, жизнь все равно стоящая штука.
20
В ближайшие недели жизнь вошла в свою колею, и для Джона и Франчески сам собой установился порядок, который устраивал их обоих.
Франческа все силы тратила на работу в студии – она рано поднималась и уезжала в город, частенько задерживалась там допоздна. А Джон вел хозяйство, и получалось у него очень ловко. Денег, которые зарабатывала Франческа, им хватало на двоих: запросы у обоих были невелики, и траты ограничивались в основном питанием. Каждый вечер они вместе обедали в маленькой уютной кухоньке, потом Франческа рисовала – она соскучилась по этому занятию, а Джон разгадывал кроссворд в «Таймс». При этом они переговаривались, обменивались новостями, и их дружба укреплялась и расцветала.
Чтобы успеть в студию к восьми, Франческе приходилось вставать в семь. Она варила себе кофе, надевала что-нибудь из ассортимента, подобранного у Дейва Йейтса, и внимательно оглядывала себя в зеркале.
По дороге она съедала яблоко и покупала «Дейли мейл», которую теперь с жадностью читала. Едва войдя в студию, она не мешкая принималась за работу. Включив радио, она чистила и мела, прибирала и складывала, подготавливала все к началу рабочего дня и, наконец, готовила в огромном количестве ароматный кофе, запах которого встречал сотрудников еще на лестнице.
– Привет, Франческа! Как поживаешь?
Был понедельник. Франческа только что особенно тщательно вымыла пол, и Мэтт, художник по тканям, правая рука Дейва, прошлепал по нему в мокрых грязных кроссовках.
– Ох, черт подери, – заметив свою оплошность, смутился он. – Извини. – Но не возвращаться же было с полпути! И Мэтт, состроив виноватую мину, прошел к своему месту, оставив позади себя длинную дорожку грязных следов.
Франческа задержала дыхание и сосчитала про себя по-итальянски до десяти. Теперь это у нее выходило дольше, чем по-английски, и так было больше шансов успокоиться. Что-то в этом Мэтте Бейкере отталкивало ее. Он был симпатяга, ничего не скажешь, но почему-то Франческа ему не вполне доверяла.
Пока она справлялась со своим раздражением, в студию влетела Тилли. Она наполнила комнату звоном своих бесчисленных побрякушек, сиянием золотых волос и тонким ароматом гардении.
– Боже! Что я наделала! Совсем из головы вон – забыла пригласить на сегодня манекенщиц! Вспомнила только вчера вечером в автобусе. Ума не приложу, что делать? Он нас всех укокошит! – выпалила Тилли, кружа по студии. Прическа у нее была в большем беспорядке, чем обычно, будто она прямо сейчас вскочила с постели.
– Господи, Франческа, ей-Богу, он нас укокошит!
Франческа оперлась о швабру и задумалась. Тилли была права, когда Дейв узнает, он ее правда убьет. Он готовил коллекцию для Лондонской недели высокой моды, и всякая неувязка приводила его в дикую ярость. По малейшему поводу он закатывал грандиозные скандалы.
– Франческа, у меня голова кругом идет! Вся надежда на тебя – придумай что-нибудь!
– Для начала, Тилли, приди в себя и успокойся. – Легко сказать – успокойся, Франческу саму затрясло от страха, ей передалось волнение Тилли. – Ты сегодня всех обзвонила?
– Еще бы! С семи утра на телефоне висела.
– Так. Ну что ж… – Франческа лихорадочно соображала. Сегодня для первой примерки его коллекции Дейву нужны были шесть девушек. Внешний вид и сноровка значения не имели, главное, чтобы они соответствовали размеру.
– Куда еще можно позвонить?
Тилли помотала головой.
– Ничего в голову не приходит.
– Господи…
– Вот именно – Господи! Больше и сказать нечего! – Тилли бухнулась в кресло и зарылась лицом в ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140