Помню его слова насчет того, что люди недооценивают последствия стресса, пока не заболевают.
Врач ей очень сочувствовал. Было видно, что он не считает ее психически неуравновешенной женщиной, которая придумывает несуществующие симптомы нездоровья. Кэтрин и сейчас ходила в ту же самую поликлинику, хотя тот доктор давно вышел на пенсию и его заменил совсем молоденький, чуть ли не подросток. Встречаясь с ним, она всегда с иронией думала, что это наилучшее доказательство ее собственной надвигающейся старости.
Доминик встал, налил себе еще коньяка и остался на ногах, как будто им овладело внезапное беспокойство.
– А потом? – выдавил он из себя. Отпив из бокала, он нервно взъерошил волосы.
– Я прошла обследование. Мне сказали, что результаты доктор получит через неделю, но он позвонил раньше. И сказал, что ему необходимо немедленно встретиться со мной. – Она прижала ко лбу ладонь и ощутила дрожь в пальцах – то ли от мучительных воспоминаний; то ли ей было так страшно продолжать.
На лице Доминика больше не было сочувствия. Оно было замкнутым и угрожающим.
– Дальше, – процедил он.
– Разумеется, я сразу поняла – что-то случилось. Врачи ведь никогда сами не звонят пациентам, если у тех все в порядке, верно? В общем, я пришла к нему, ожидая самого худшего, но все равно его слова поразили меня как гром среди ясного неба. Не буду уточнять подробности того разговора, у меня все еще кружится голова, когда я о нем вспоминаю, но приговор заключался в том, что мне осталось жить несколько месяцев.
Ну вот, главное сказано, и Кэтрин была не в силах заставить себя посмотреть на Доминика. Но, и не поднимая глаз, она знала, что даже та малость чувств, которые он к ней испытывал, превратилась в ледяную холодность.
– Тогда-то я и решила поехать в Лондон. Мне хотелось отпустить тормоза и вкусить неведомой мне жизни, пусть хоть ненадолго. Я написала подруге – и вот тут-то все и началось.
Она подняла на него глаза. Ее ногти с силой вонзились в обивку дивана, когда она увидела, что потрясенное выражение на его лице уступает место глубочайшему презрению.
Ну откуда, откуда я могла знать, едва не завизжала в диком отчаянии Кэтрин, что встречу тебя? Когда она поняла, что любит его, обман уже связал ее по рукам и ногам настолько, что о правде нельзя было и подумать.
Он ничего не сказал, ни единого слова. Ему и не нужно было. За него все сказали его глаза.
– Я не оставила здесь своего лондонского адреса, – упрямо продолжала Кэтрин, твердо решив довести рассказ до конца. – Директору школы я просто сказала, что мне необходим отпуск за свой счет, но умолчала о том, куда собралась уезжать. Поэтому письмо из поликлиники мне переслать не смогли. Это письмо ожидало меня после… когда я вернулась сюда. Головные боли постепенно исчезли. Я не придала этому значения. Решила, что таково течение болезни. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь, Доминик, – вдруг взмолилась она.
– А что я могу сказать? – холодно поинтересовался он. – Что понимаю тебя? Увы, не понимаю.
– Но я же не знала, что встречу тебя! – всхлипнула Кэтрин.
Она протянула к нему руку, но он лишь неприязненно взглянул на нее, как будто окаменел от омерзения.
– Можешь закончить свой рассказ, – мрачно уронил он, и Кэтрин с несчастным видом кивнула.
– Как я поняла, меня безуспешно пытались разыскать. Мой врач пошел в школу и объяснил всю ситуацию директору. Они использовали все возможности отыскать мои следы, но в конце концов сдались. Я как будто провалилась сквозь землю. Понимаешь, произошла ошибка. Моему доктору прислали результаты обследования другой женщины, моей однофамилицы. – По щеке у нее покатилась слезинка, и она смахнула ее тыльной стороной ладони.
– А почему, – спросил он все тем же ровным ледяным тоном, – ты мне тогда не рассказала о своем состоянии? Почему?
– Я просто не могла. Я не думала… не представляла себе… – Она отвечала настолько тихо, что он мог и не слышать ее, но Кэтрин не собиралась повторять, не собиралась пускаться в объяснения, поскольку по его лицу видела – все ее слова отскакивали от него, как от каменной стены. Он уже готов был простить ей неуверенность в себе, но он ни за что не простит ей обмана.
У нее не было сомнений в том, Какой, она видится ему. Для него она чудовище, воплощение эгоизма. Она беззастенчиво использовала его, играя в отношения, не способные никуда привести.
Да разве она сможет объяснить ему, что воспарила на крыльях любви в сказочные выси и очнулась, когда было уже слишком поздно?
Он часто восхищался ее искренностью, и она действительно была искренна с ним – во всем, но только не в этом. Ей недоставало сил признаться ему, что внутри ее тикает часовой механизм бомбы, готовой вот-вот взорваться. Она знала, что к ней пришла любовь, единственная и неповторимая, но никогда не думала, что он ответит ей такой же любовью. И только значительно позднее, осознав, что невозможное все-таки произошло и он любит ее, Кэтрин поняла, что должна положить конец их отношениям.
Ей хотелось спросить его – что бы он сделал, расскажи она ему тогда правду? Разве могла она так поступить? Он либо бросил бы ее, либо посчитал бы своей обязанностью остаться с ней до самого конца, а этого она не могла от него принять. Да, я вела себя малодушно, хотелось ей сказать, но ведь я ушла из-за тебя, потому что любила тебя. А уже позже, когда стало ясно, что произошла ошибка, чудовищная ошибка, она пришла в себя и признала тот факт, о котором ей постоянно твердил внутренний голос, – что они слишком разные, что она играла несвойственную ей роль и что на самом деле пути их пересеклись лишь на мгновение, и не для того, чтобы связать их, а чтобы еще сильнее подчеркнуть, насколько далеки друг от друга их миры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52