У малышки был одновременно счастливый и ошарашенный вид.
– Ну конечно, приду, – согласилась Кэтрин, но написанное на ее лице выражение без слов дало понять Доминику, что вероятность этого, не больше, чем вероятность ее полета на Луну в следующие выходные.
– Ну конечно, придете, – с легкой издевкой повторил он. – Ведь вам понравился сегодняшний краткий визит к нам, не так ли? – Он вопросительно приподнял брови, а Кэтрин, кивнув на прощание Клэр, завела двигатель и тронулась с места. Она не оглянулась.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дни постепенно становились короче, а в воздухе чувствовалось приближение холодов.
Кэтрин очень любила осень и зиму. Любила, когда листья меняли цвет с зеленого на желтый, а потом на багряно-красный; любила печальный, холодный пейзаж зимы. Она любила ранние вечера, когда так приятно было вернуться в свой уютный домик и весь вечер провести в гостиной с зашторенными окнами, с хорошей книжкой в руках, прислушиваясь к завыванию ветра.
В гостиной у нее был камин, и она решительно отказывалась сменить его на газовое отопление, несмотря на постоянные советы друзей. Ей нравилось мерцание язычков пламени, нравилась легкая усталость, когда она закладывала в камин поленья.
В конце октября, перед осенними школьными каникулами, она приехала домой, мучительно стараясь воскресить то удовольствие, которое всегда испытывала от предвкушения недели приятного безделья в теплом доме, когда за его стенами холод и мрак.
Так. Она примется за новую книгу; приготовит себе восхитительное спагетти; сварит настоящего кофе, вместо обычной растворимой гадости.
Она вошла в дом и громко объявила в пустоту, что предстоящая неделя каникул будет для нее райским блаженством.
Разве не об этом она всегда мечтала? – подумала Кэтрин. Как же она ненавидела долгие зимние месяцы в юности! Целыми днями приходилось торчать дома, стараясь угодить раздраженной матери, стараясь не маячить у нее перед глазами, хотя надежды остаться незамеченной все равно не было. Но уже много лет она могла делать все, что ее душе угодно, и много лет она наслаждалась роскошью своего уединения, а вот теперь чувство радости куда-то исчезло.
Она остро осознавала дурацкое ощущение, недовольства, неожиданное желание испытать в эту неделю нечто большее, чем просто тишину и покой.
Но вот только – и этот вопрос истерзал ее – что именно?
Она приготовила себе стакан очень сладкого чая, устроилась с ногами на диване и принялась делать краткие пометки для работы после каникул.
Месяц перед Рождеством всегда был в школе хлопотным временем. Прежде всего начиналась подготовка к рождественскому спектаклю – любительскому представлению, в котором с восторгом участвовали все дети и которое сама она обожала. У нее было намечено две экскурсии, одна из них – в местное пожарное депо. Дети наверняка примут ее на ура, им будет казаться, что они не больше не меньше как встретились с самим Пожарным Сэмом.
Она заставила себя приняться за составление плана для рождественского спектакля, хотя всегда занималась этой работой вместе с еще двумя учителями.
Но мысли у нее разбегались. Они вели себя так с тех самых пор, как Доминик Дюваль во второй раз объявился в ее жизни, и, сколько она ни пыталась, ей не удавалось удержать их на привязи.
Она откинулась на спину и уставилась в потолок и опять, уже, наверное, в сотый раз, вспомнила свою последнюю, двухнедельной давности, встречу с ним. Она ворвалась к нему, полная решимости поставить кое-что на свои места, полная решимости объяснить, что ничего к нему не испытывает, что у него нет причин опасаться каких-нибудь глупых – выходок с ее стороны. Однако сейчас, обдумав все спокойно, никак не могла вспомнить, добилась она своей цели или нет.
Ей вспоминались лишь бешеный стук сердца и вихрь эмоций всякий раз, когда он смотрел на нее, вспоминалось ощущение его пальцев, когда он стянул резинку с ее волос.
Чуть слышно вздохнув, она закрыла глаза и снова постаралась понять, что же все-таки это значит, но тут раздался громкий стук в дверь.
Это был Дэвид. Она не виделась с ним довольно давно, правда, он изредка звонил, но разговоры были всегда краткими и им явно недоставало дружеского тепла, присущего их прежним беседам.
– Как я рад, что ты дома, – сказал он. – Я боялся, что ты ушла.
– А где же мне еще быть? – Она рассмеялась и вернулась в прихожую, а он осторожно прикрыл за собой входную дверь. – Я только что заварила чай, – бросила она ему через плечо. – Налить чашечку? Или твой сумасшедший класс приучил тебя к более крепким напиткам?
– Пока еще нет. – Он ухмыльнулся. – Я, поприжал этих тиранов, от которых едва не запил, Да и вообще… – он прошел вслед за ней на кухню и присел у стола, – должен признать, что последнее время они здорово изменились. Представь, они меня, кажется, даже стали слушать.
– Какой ужас! – отозвалась Кэтрин, смеясь над его удивленным тоном. – Как ты только с этим справишься!
Она налила чаю, достала из шкафчика пачку печенья и была приятно удивлена, что там осталось больше, чем она рассчитывала. А потом и сама устроилась напротив Дэвида.
– Ну, давай, – обратилась она к нему, – рассказывай, почему тебя так давно не видно и почему у тебя по телефону такой голос, вроде ты торопишься? Я что, теперь в немилости?
Он опустил печенье в чай, с наслаждением положил его в рот и, прожевав, заявил с несвойственной ему прямотой, что часто встречался с Джек.
– Вот как? – удивленно приподняла брови Кэтрин.
– Она такая упорная, – разулыбался он. – Прямо как собака с любимой костью.
– И как тебе нравится роль кости?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52