– Ты уедешь, не поговорив с мужем? – удивилась Аделаида.– Мне не о чем с ним говорить. – Одна мысль о том, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, вызывала у нее тошноту – как в первые месяцы беременности.– Я бы нашла что сказать.Джудит повернулась к матери.– Как ты не понимаешь? – нетерпеливо произнесла она. – Все это уже позади. Я уже сказала ему, что я действительно о нем думаю. Пока он в тюрьме, я свободна – это для меня главное.Аделаида сложила руки на груди.– Это как сказать.Джудит покачала головой.– Дядя вышлет его из Англии, как выслал Эдгара Ателинга. Что он еще может сделать?– Это будет зависеть от того, кого твой дядя станет слушать. Ланфранк слишком мягок, и, если Вильгельм примет его доводы, Уолтефа могут даже отпустить.Джудит со страхом взглянула на нее.– Только не это, – выдохнула она, – я не вынесу.– Дурацкие разговоры! Надо будет – вынесешь. Я сделаю что смогу, твой отчим тоже. Жаль, что ты не родила от него мальчика, – добавила она, бросив взгляд на своего сына, который играл в углу с деревянной лошадкой, – свое сокровище.Джудит поморщилась. Сколько можно говорить об этом?– Ты должна быть внимательнее с дочерьми, – предупредила Аделаида. – Нельзя допускать, чтобы им нравились мужчины, которые им не подходят.– Я знаю, мама. – Джудит раздраженно сжала зубы.– Старшая уже слишком похожа на отца. С ней нужно быть строгой, чтобы потом не жалеть.– Позволь мне самой разобраться. – Джудит чувствовала, что скажи мать еще одно слово, – и она ее ударит. К счастью, Аделаида что-то такое почувствовала.– Я только предупреждаю. – Она ушла, забрав сына, а Джудит опустилась на кровать. Ноги ее дрожали. Служанка сделала вид, что ничего не замечает, и занялась сундуком.Джудит постепенно успокоилась. Послала вторую служанку предупредить грумов, чтобы готовили лошадей. Чем скорее она уедет из Винчестера, тем лучше будет себя чувствовать. Будто огромное темное облако здесь ее накрыло. Если бы кто-нибудь ей сказал, что это чувство вины, она бы яростно возразила. Вряд ли бы это помогло. Она старалась не думать об Уолтефе, сидящем в темнице. Он всегда так любил свет и солнце.Он сам виноват в своих бедах, твердила она себе. И она тоже – его беда, как и он – ее.– Ну? – обратилась Аделаида к мужу, когда тот задернул занавес, закрывавший дверь. – Что сказал брат? – Мужчины остались после ухода женщин, чтобы решить судьбу Уолтефа и обсудить другие государственные вопросы.– Твой брат все еще подумывает, не отпустить ли ему Уолтефа за то золото, – сказал Юдо.– Это глупо! – воскликнула Аделаида, яростно сверкая глазами. – Ему нельзя доверять. Предатель он всегда предатель. – Она говорила тихо, чтобы не разбудить спящего рядом сына, но голос ее был полон ненависти.– Ланфранк предложил выслать Уолтефа из Англии, – продолжал Юдо, осторожно наблюдая за ней. – Твой брат раздумывает.– Ланфранк – старый дурак! – раздражению Аделаиды не было предела. – Да он направится прямиком к Ральфу де Гаду, и они снова начнут мутить воду, или в Данию, чтобы поднять своих родственников-варваров.– Как раз это и сказали Вильгельму мы с Монтгомери. – Юдо нервно потер ладони.– И что?– Вильгельм пообещал подумать.Аделаида фыркнула.– О чем тут думать?Юдо все еще тер ладони.– В чем дело? Что ты недоговариваешь?Он откашлялся.– Я говорил с церковником, знающим английские законы. Он говорит, что за предательство полагается смертная казнь. Так что если Уолтефа будут судить по законом его страны… – Он остановился, не договорив.Аделаида не сводила с него глаз. Лицо ее залилось краской.– Брат об этом знает?– Пока нет, но скоро узнает.Они смотрели друг на друга и молчали, но оба подумали об одном и том же.– Это наш долг, – заявила Аделаида, – поддержать любое принятое им решение. – Она наклонилась, чтобы взглянуть на мирно спящего сына. – И убедиться, что это решение устраивает всех. Глава 20 Винчестер, весна 1076 года Стражник привел Симона туда, куда не проникали солнечные лучи. Горел единственный прикрепленный к стене факел, в воздухе пахло сыростью и плесенью. За дверью справа кто-то застонал, но стражник не обратил на это внимания и повел Симона дальше в темноту к прочной дубовой двери, окованной железом. Сверху имелась небольшая щель для наблюдения, внизу – отверстие для передачи пищи и помойного ведра.Стражник заглянул в щель, снял большой ключ с кольца на поясе и повернул его в замке.– Входите, сэр, – сказал он Симону и сделал приглашающий жест. – Если что, я буду снаружи. Крикните, когда будете уходить.Симон кивнул, вложил ему в руку монетку и вошел в каземат. Помещение было большим, но там находился только один заключенный. Пол был застлан свежей соломой, вместо обычного соломенного тюфяка пленнику поставили кровать с простынями и шерстяным одеялом. Горели восковые свечи, освещая самые темные уголки. Пленник, будучи дворянином, имел возможность платить за такую роскошь.– Милорд? – Дверь тяжело захлопнулась за Симоном, щелкнул замок. Он сделал шаг внутрь. Уолтеф стоял на коленях перед прибитым к стене распятием, по бокам которого горели две свечи, стоящие на низкой скамейке. Он повернулся, и лицо его осветилось радостью. Но он не вскочил резво на ноги, как бывало когда-то, а тяжело поднялся, как будто простоял на коленях очень долго.– Рад тебя видеть, юноша. Что ты здесь делаешь? – Он подошел к Симону и обнял его.– Я попросил короля позволить навестить вас, – ответил Симон. В тюрьме Уолтеф сильно похудел, Симону показалось, что он обнимает костлявого незнакомца – человека на полпути к смерти, полагающейся ему по английским законам.– И он тебе разрешил попрощаться с приговоренным человеком?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121