Хэл, сиял от гордости, словно бы он сам владел этим заводом, подробно объяснял Кэтрин тонкости процесса рафинирования, ведя ее по цеху. В воздухе стоял специфический запах, который в сочетании с дымом от горевших под чанами огней делал воздух совершенно непригодным для дыхания.Рабочие – в основном это были негры, обученные искусству обработки тростника еще в детстве, – были обнажены до пояса. Играя бицепсами под блестевшей от пота кожей, они сгружали с повозок снопы тростника и на головах несли их в цех, где по лентам конвейера он преодолевал долгий путь превращения в сахар.Кэтрин смотрела, как роторы размалывают стебли. Повсюду царил приторный запах сока, кипевшего в огромных чанах. Поражала взор путаница лестниц и труб, тянувшаяся на целые фарлонги Фарлонг – 201,17 м.

во всех направлениях. Были здесь и котлы, полные до краев черной патокой, и целые цистерны с драгоценным ромом. Процесс заканчивался там, где грубый желтый песок низкого сорта или белоснежные гранулы высшего насыпались через огромные воронки в мешки, готовые к транспортировке.– Нет ничего похожего на аромат сахара, мисс Энсон, – заметил Дагган, поставив ногу в сапоге на перила галереи, с которой они разглядывали плоскодонные охладители, в которых остывал горячий сироп. – Был один малый по имени Норберт Рилье, который в сороковые годы изобрел методику, ускорившую в десятки раз скорость кристаллизации. Кстати, он был цветным.– Один из потомков свободных цветных? – Кэтрин продемонстрировала свое знание кастового устройства здешнего общества.– Верно, – отвечал Дагган со своей медлительной, кривой ухмылкой. – Хотя на самом деле они никогда не были свободны по-настоящему: их не только не допускали к политике, но даже не позволяли пользоваться родным языком.– Но ваше правительство все это изменило? – Ее вопрос прозвучал резко из-за сквозившей в нем иронии.– Сдается мне, что только человек с набитой мошной может стать действительно свободным, мисс Энсон. – Его улыбка стала еще более кривой. – Вы-то должны это знать.– Думаю, что почувствовала это… однажды. – Кэтрин держалась за его локоть, пока он помогал ей спускаться по решетчатой лесенке на землю.Он удивленно воззрился на нее, когда они выбрались на воздух, на тропинку, проходившую между двумя полями. Здесь не было ни души и не было слышно ни звука – кроме отдаленного шума завода.– Что-то я не понял. Ведь вы одна из самых везучих девиц в округе, не так ли?Она вздохнула, изнемогая под гнетом ужасного зноя, теряя последние силы, припасенные для возвращения в город. Одно обсуждение способа путешествия едва не довело ее до обморока. Пароход или поезд? Что им следует предпочесть? А кроме того – смущавшая ее назойливость Уоррена, попытки во все вмешиваться Элизы (постоянно дававшей ей понять, что она никудышная хозяйка) и поведение Адриена, разжигавшее в ней страсть. Все это никак не способствовало ее хорошему самочувствию.– Везучая? Наверное, да, – неуверенно отвечала она, покачивая над головой развернутым зонтиком, шагая в ногу с управляющим. – Однако в моей родной деревне жизнь была такой мирной, спокойной. С тех пор, как я попала сюда, я еще ни минуты не чувствовала себя хорошо.– Это, несомненно, из-за жары, мэм. Не беспокойтесь, скоро начнутся дожди и станет сыро, а в январе так даже и прохладно.– Да, конечно, это жара, но есть и другие вещи. К примеру, эта свара с майором Уокером. – Она так и не смогла полностью оправиться после сцены в библиотеке и до конца простить Адриену то, что он низвел ее до положения влюбленной дурочки, готовой подчиниться любому его приказу беспрекословно. Она ведь никогда не была такой на самом деле!– Похоже, он чересчур далеко высунул свой нос. – Они уже почти подошли к дому, и Хэл старался идти помедленнее, приноравливаясь к ее шагам.– А вы с ним знакомы? – «Интересно, отчего всякий раз, как упоминается его имя, я чувствую это стеснение в горле?» – гадала она.– Ну, как вам сказать, мисс, пожалуй что так. Не то чтобы очень близко – если вы понимаете, о чем я толкую, – да и воевали мы с ним по разные стороны окопов, но это не имеет значения. – Несмотря на изуродованное шрамом грубое лицо, Кэтрин ощущала присущий Хэлу добродушный юмор. – А вам хотелось бы о нем поговорить? Вы позволите мне закурить?Она кивнула и остановилась под кроной дуба. По лицу и рукам струился липкий пот, и передышка в тени была так приятна. Он извлек из кармана засаленный кисет и ловко скрутил сигарету – от курения указательный палец на его правой руке стал совсем бурым.– Так что же вы хотели мне сказать? – не выдержав, спросила Кэтрин, видя, что Хэл, наполнив легкие едким дымом, готов погрузиться в грезы.– Да ничего особенного, мисс. Разве только, что он хорошо обращается с рабочими – нет, не подумайте, что он распустил их, не то. Да и в делах тоже – его репутация без пятнышка. И коли он говорит, что это его земля, я готов поставить пенни против доллара, что он прав. – Он прищурился и неторопливо окинул ее взором. – Почему вы не хотите отдать ее ему?– Мистер Ладур говорит, что я не должна этого делать, – отвечала Кэтрин, рисуя узоры кончиком туфельки в пыли на тропинке.– А вы разве обязаны ему подчиняться? – Хэл в последний раз глубоко затянулся, бросил окурок на землю и затоптал. Выходя из-под тени дуба и направляясь к дому, он снова искоса окинул ее взглядом. – А я-то всегда думал, что английские девицы имеют большой гонор и не позволяют мужчинам помыкать собою.Ну вот, опять это неприятное упоминание о том, что теперь она не свободна в своих поступках. Даже ее собственный управляющий попрекает ее этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149