— Восьмого декабря сего года Нунэ Ваганян, урожденной Мугнецян, исполняется восемьдесят пять лет. И я за то — да нет, я требую! — чтобы ее юбилей стал всенародным праздником.
Отец улыбнулся:
— Видишь, Ерануи, а мы еще бурчим на новое поколение — мол, ни во что старших не ставят.
— Арам — самый любимый внук нашей мамы.
— Поправка: самый любимый внук Варужан Ширакян. Он, во-первых, самый старший, а во-вторых, самый знаменитый. Я по любви на втором месте. Но это ничего — все равно призовое место... Когда намерены справлять — именно восьмого — или отложите, как это теперь принято?
— Восьмого. Восемьдесять пять лет — не шуточки.
— Бабушка проживет минимум сто три года, но тянуть с юбилеем тем не менее не стоит.
Отец опять улыбнулся:
— А почему именно сто три?
— Чтоб встретить двадцать первый век. Представляете, бабушка родилась в девятнадцатом, проживет весь двадцатый и захватит двадцать первый. О ней будут писать: свидетельница трех столетий! Это будет нечто! Так что на ста трех годах я настаиваю, а дальше уже ее личное дело. Бабушка мне не откажет.
— Пустомеля,— тетя ласково погладила Арама по голове.-Ты, видать, в хорошем настроении. Откуда идешь-то? Не под хмельком?
— Со свидания. У нее и отец профессор, и мать профессор. У них машина, четырехкомнатная квартира, в селе — дом деда, который теперь называют дачей.
— А сама-то она?..
— Что сама? Это, теть, вопрос несущественный.
— И давно вы встречаетесь?
— Очень давно... Сегодня ровно неделя со дня нашего знакомства. Юбилей. Мы его отметили в кафе «Санасар-Багдасар». Решили, если будет двойня, назвать Санасар и Багдасар. Тем паче что Баг-дасаром величают вашего родного дядюшку, а он ведь в какой-то мере и мне родня.
— Ну и ну!
— А как мои сестрички поживают? Замуж не собираются? А то мне дядей стать охота. На Нуник я в этом плане махнул рукой. Ее от зеркала не отлепить. Все на себя любуется, на парней и взглянуть некогда. Только входим в дом, я включаю телевизор, а она зеркало. Вчера обнаружила морщинку под левым глазом. Я сказал, что морщинка на зеркале. Поверила.
Отец прервал его:
— Шутки в сторону. Пока еще не очень поздно, позвони Варужану, пусть приедет, посоветуемся.
— По последним данным разведки, папа, самого знаменитого внука моей бабушки нет в городе. Так что самым знаменитым механически становлюсь я.
— Опять он уехал? Ну не за границу же?
— Думаю, нет. Короче, я его разыщу. Если он очень нужен. Только, разумеется, не сегодня. И, скорее всего, не завтра.
— Куда за границу-то? — удивилась тетушка Ерануи.— Он ведь только-только от американцев вернулся...
— Откуда я знаю? — Тигран Ваганян поднялся.— Пошли в дом... Варужан мне в последнее время не нравится.
— Его книги или он сам? — Арам все еще был настроен на шутливую волну.— В нашей мастерской из-за него вчера разгорелись страсти... Кстати, полно таких, кто его не принимает. Да еще как яро! Все наперебой говорили, а я изображал зал. Ведь и слушатели нужны, верно?
— Что за писатель, если всем нравится? — Отец отворил калитку и медленно пошел по садовой аллее.— Но меня беспокоит его настроение. Он сделался рассеянным, нервным, недовольным.
— Это все растленное влияние американского капитализма,— нашелся Арам.— Пять-шесть месяцев после возвращения — это еще не срок. Ничего, пройдет.
Деревья аллеи — вплоть до самого дома — были перевиты виноградными лозами. Тигран Ваганян взглянул на свисающие гроздья. Лозы посадил его отец, Ширак Ваганян. Ему бы сейчас стукнуло ровно девяносто, ведь он на пять лет был старше жены. Мог бы дожить. Крепкая кость, как говорили. Но и крепкие кости ломаются.
— Хороший у тебя нынче виноград,— сказала тетушка Ерануи.
— Это будущее вино для моей свадьбы...
— Дай-то бог, чтоб все ладно вышло,— улыбнулась тетушка. Вошли в дом.
В просторной гостиной Нуник в одиночестве сидела перед телевизором. В углу находился камин, который еще не начинали топить. В центре комнаты стоял большой основательный стол, окруженный старинными стульями.
— Ну вот, а ты говоришь, она зеркало включает,— пошутил отец.— Сестра твоя смотрит серьезную передачу.
— Опять мне косточки перемывал? — Нуник только на мгновение оторвалась от экрана.— Здравствуй, теть. Как твои дочки?
— Мяса в продаже нет, приходится довольствоваться косточ-. ками.— Арам подошел, закрыл экран собой.— Вот я размышляю, сестрица, досидишься ты тут до тридцати лет, и косточки твои тоже станут не первой свежести...
— Не заслоняй экрана! — Нуник запустила в брата книгой, которую держала в руках.— Относишься к телевизору, как к собственному огороду! Купили бы вы ему, что ли, отдельный телевизор!..
— Я перед твоим зеркалом верчусь? Скажи, верчусь?
— Где бабушка? — прервал их отец.
— В собственном музее, где же ей еще быть?—ответил Арам.
— Да прекрати ты, Арам. Как только не устаешь? — И обратился к дочери: —Мы поднимемся наверх...
И в тот же миг на лестнице появилась бабушка Нунэ — маленькая сухонькая старушка, будто ожившая картинка из книги о национальных костюмах. Арам ринулся к бабушке, подхватил ее на руки и с торжественной неспешностью стал спускаться по лестнице — под аккомпанемент скрипучих деревянных ступенек.
— Да здравствует юбилярша! —заорал он.— Ура!
— Повезло тебе с бабушкой — легонькая,— съязвила Нуник.— Если ты мужчина, тетю подними.
— Я даже тебя поднять смогу, если ты, конечно, не будешь размалевана и мне не сделается дурно от твоих ароматов.
— Найдется кому меня поднять!
— Бедный парень! Возможно, сейчас он весело и беззаботно фланирует по улице Абовяна и не подозревает, какая катастрофа ожидает его в самом тихом районе нашего города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179