Коултер Стивен
Посольство
СТИВЕН КОУЛТЕР
П О С О Л Ь С Т В О
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Авеню Габриэль струится под деревьями параллельно полно-водному потоку Елисейских Полей. В доме под номером два - каменном, обнесенном оградой здании тридцатых годов, с балкона которого приветствовать многолюдные сборища выходит иногда посол, а сейчас вяло свисает флаг, - помещается посольство Соединенных Штатов Америки. Оно высится над серым простором Площади Согласия, выходя торцом на улицу Буасси д'Англа, выводящую к бесчисленным магазинам и лавочкам квартала Фобур де Сент-Оноре.
Посольство охраняют полицейские в форме и в штатском, вдоль ограды установлены стальные барьеры, а на площади всегда стоит полицейский фургон. Никого не удивляет, что у посольства Великобритании на той же улице охраны нет вообще, а вдоль фасада советского посольства, находящемуся на другом берегу Сены, прогуливается всего один постовой.
Так и должно быть: с Британской империей покончено, и кому же взбредет в голову затевать что-нибудь против русских здесь, в Париже?!
Утро выдалось ясным и теплым. Джеймс Гэмбл запер дверцу автомобиля и пересек площадь, направляясь к посольству. У обелиска в центре уже стояли туристские автобусы, давая своим пассажирам возможность полюбоваться стрелоподобной перспективой - от Триумфальной Арки через Тюильри до самого Лувра. На белых мачтах вдоль Елисейских Полей успели сменить флаги: болгарский лидер уехал, а кто-то другой - кажется, премьер-министр Северной Кореи - сегодня прибывал в Париж. Легко, по-летнему одетые люди прогуливались по террасе двор-ца, стояли, облокотясь о баллюстраду, в ожидании открытия "Зала для игры в мяч". Листья каштанов вокруг были неподвижны, как отлитые из бронзы.
Подходя к воротам посольства, Гэмбл заметил Мак-Гиннеса, неотступно следовавшего за четой седовласых туристов. Мак-Гиннес - Гэмбл не знал, как его звали на самом деле - толстый, краснолицый человек в поношенном сером костюме мгновенно засекал легкую добычу вроде какого-нибудь пожарника в отпуску и в этот час всегда крутился возле Оперы, меняя доллары на франки и предлагая порнографические открытки. Гэмбл уже много лет видел его на этом месте, и всегда ему становилось грустно: они сотни раз проходили мимо друг друга на улице, но Мак-Гиннес никогда не заговаривал с ним, никогда не показывал взглядом, что готов, изменив унылое выражение карих обезьяньих глазок, причалить, поразить неслыханно выгодным курсом обмена или невиданным развратом, запечатленном на замусоленных карточках. "Нет во мне ни чистоты, ни наивности", - сокрушенно подумал Гэмбл.
Он потянул на себя входную дверь и оказался в просторном, выложенном черно-белой плиткой холле посольства, где уже на-чалось коловращение посетителей и кое-кого из сотрудников. Коридор вел под арку направо, в Специальный Консульский Отдел, в нотариат, в коммерческую библиотеку, где можно было просмотреть бизнес-справочники и получить телефоны прави-тельственных учреждений. Из застекленной будочки с надписью "Information", осененной звездно-полосатым флагом США и синим, в белых звездах штандартом посла, уже выглядывала рыжая головка Салли Морхаус, открывшей в улыбке дюйма четыре зубов - на добрых пол-дюйма больше, чем причиталось всем остальным. Гэмбл ответил ей кривой, мудро-ироничной усмешкой в стиле Мелвина Дугласа. Салли была молоденькая, с приятным рельефом, и до недавнего времени Гэмблу хотелось узнать, как же она выглядит, когда на лице у неё нет ослепительного служебного ликования.
Свернув налево, он прошел мимо двух лифтов и по узкой белокаменной лестнице поднялся в бельэтаж, где на стене висел указатель "М-2". Гэмбл занимал должность пресс-атташе, а здесь помещался отдел печати американского посольства.
- Привет, Тони.
- Доброе утро, сэр, - Тони Зилл, дежуривший у телетайпов, кивнул ему из своего закутка.
За приемной, где был выгорожен угол для телетайпов, находился собственный кабинет Гэмбла, который он делил со своей секретаршей Мэйзи Доннан. Дубовые панели, темная деревянная мебель, на стене - портрет в сумрачных тонах господина в черном сюртуке и бакенбардах: по виду - один из отцов-учредителей "Уолл-Стрит Джорнал". Однако если задать-ся целью установить его личность и подойти поближе, можно узнать, что изображен на портрете некто Генри Уайт, с 1906 по 1909 годы служивший в посольстве.
Гэмбл свалил принесенные с собой газеты на стол, и несколько минут бесцельно рылся в куче телеграмм, докладных записок, сводок и обзоров. В свои тридцать шесть лет он был моложав - сероглазый, с привлекательным удлиненным лицом, которое не портили неглубокие морщины на лбу. Восемь лет он проработал в Париже журналистом, а потом поступил на нынешнюю свою должность, месяца через два вполне осознав, что никогд не будет относиться к своей работе с той серьезностью - чтобы не сказать "истовостью" - которая отличает карьерных дипломатов. Должно быть, слишком долго варился он в котле журнлистики, чтобы с важным видом изрекать банальности и отделываться от своих бывших коллег ничего не значащими фразами.Так или иначе, он тянул лямку исправно, но без особого рвения, и довольно часто покидал служебный кабинет в разгар рабочего дня, чтобы выпить с приятелями.
- Ой, Джим, это вы!
- Да, Мэйзи, это я. Что слышно?
- Звонил Хигсон из "Таймс", просил вас с ним связаться.
- Угу.
- Еще звонили из "Ньюсуик", "Тайм" и АП - все по поводу пресс-конференции сенатора Дузенберга. Она состоится?
- Кровь из носу.
- Я сказала, мы понимаем, поездка носит сугубо частный характер, сенатор ни с кем не планировал встреч, но ведь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68