ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Стричь пришли - стригите, и дело с концом. Шерсти же в стране не хватает - нас, как баранов, корнаете. Стригите. И все, остального ничего не знаю. Ни кто парикмахера вашего бил... ни ваших цитатников слушать не хочу. Хватит, наслушался... за пять лет. Лишь бы выудить побольше из человека, а потом - бац! - и в клетку птичку. Чего щеритесь?
Я улыбался, смешно за ним было наблюдать - сгорбленный, злой, взъерошенный. Кричит тоже как клоун...
- Чего ты кричишь? Сам во всем виноват, - отвечаю ему спокойно.
- Да? - взвился он. - А семерик по малолетке за какой-то паскудный ларек это нормально, да?
- И что?
- А то. Тогда все у меня и покатилось...
- A чем ты недоволен? - Тут уже я злиться стал - тоже мне жертва. - Грабил - гpaбил, бил людей - правильно посадили. Заслуженно.
- Заслуженно... - язвительно передразнил Дробница. - В этом-то вся ваша справедливость - семь лет за "чистосердечное признание", - опять комично передразнил судью, вынесшего ему когда-то приговор.
- Ну а во второй раз? - даю ему излить слова: потом легче будет с ним говорить.
- Поумнее уже был, второй раз. Уж без явки с повинной, это оставьте для придурков, которые завтра у вас приторчат. Пять лет, как видите. А все ж на два года меньше, чем с повинной вашей...
Нет, не получится у нас разговора. Я всякий интерес к нему потерял. Пусть живет, как хочет...
- Понятно, значит, не веришь теперь никому? Ни признаниям чистосердечным, ничему...
- Да. Ничему не верю. Молодости не вернешь.
- Мать одна живет? - перевожу на более теплое для него.
- Ну...
- А друзья?
- Чего друзья? Друзья... Был у меня один, вместе и спалились, я его отмазал, ушел он из зала суда... - обреченно махнул рукой Дробница. - А ведь выросли вместе, в одном дворе. Расколись я тогда на суду - все, сам Бог его бы не отмазал...
- Ну? Жалеешь, что ли?
- А... - скривил рот. - Вышел когда я на свободу, так он со мной и здороваться не захотел. Как же - инженер, он за то время институт окончил. А мне даже на завод устроиться не помог...
- Врал, значит, суду. Какая ж это явка с повинной?
- Да какая разница... взял на себя все паровозом. Спас эту шелупонь.
- Ну а теперь хоть он по-людски живет?
- А я - не по-человечьи? - вскидывается. - Копейка такому корешу цена. Хотя друганы есть на воле.
- Воры?
- А хоть бы и так! - с вызовом роняет Кляча.
- Понятно...
ЗОНА. КЛЯЧА
Кивает, понятненько, мол. Понятливый. Знай, что у меня твои байки вот уже где сидят, дайте спокойно освободиться.
А он все накатывает: злобы, говорит, в тебе много, зависти. От зависти все зло и преступления. Мол, у другого получилась жизнь, а у тебя нет, вот ты и бесишься.
Я смотрю на него, как на пустое место.
- Вижу, - говорит, - что не любишь ты эти лекции. Так чем займешься на воле?
- Что, не грузчиком же мне ишачить... Там водка опять... А на завод с моим здоровьем тоже не в жилу, носилки поднять не могу, там своих халявщиков море.
- Ну, так куда?
- Не знаю... Не пытай.
- Хорошо. Я устрою тебя на завод. - Не врет, вижу.
- А вы кто - Дед Мороз, всем подарочки принес? - ехидничаю, уже из вредности... зря, вдруг и впрямь поможет чем.
С другой стороны, видал я его фуфлыжную помощь, есть еще на воле друганы, в обиду не дадут, не сдохну с голоду.
- Жена где? - Совсем в душу лезет, а я, как завороженный, отвечаю, не могу его на место поставить. Устал просто хорохориться, вышел весь.
- Замуж... уканала...
Тут и говорить не о чем стало. Ну, он, правда, на прощание хоть одно доброе дело сделал.
- Выходить на свободу лысым - не дело, - говорит, - понятно, люди сторониться будут - зэк. Прическу оставим - это раз. Второе - выпускать из изолятора не будем, не умрешь. А выпусти тебя сейчас... Знаю, соберетесь, вся отрицаловка, скопом, начнете проводины делать - чифирь трехлитровыми банками мутить и квасить...
Киваю - а как же.
- Последнее - что у тебя с Сычовым? Скажи мне, и это будет последний твой разговор со мной здесь, следующий - на воле. И здесь больше ни с кем ты не свидишься, они для тебя - отрезанные ломти... С изолятора на свободу выйдешь.
Ишь, куда гнет... Ну ладно, если так, все одно выхожу, и никого бы из этих рож не видеть...
- Сычов, как пришел, таблетки обещал достать... - говорю.
- Наркоты?
Зацепился. И я не рад уже, что начал этот разговор. Киваю.
- У него сестра... в Москве в аптеке работает. Ну, месяц прошел. А ничего. Коль не выполнил обещание - значит, штраф, - ну, знаете... А тут этот парикмахер обчекрыжил меня... Думаю - нарочно, сука... У нас с ним старые счеты.
- Ясно, - говорит, - ну а с Сычова штраф снял?
- Снял, конечно.
- Иди... Что обещал, сделаю.
Посмотрим, товарищ Блаженный.
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Вроде ко всему я здесь привык, но после этого разговора долго еще не мог прийти в себя. Иному покажется: что сложного - сиди да чеши языком. Ан нет... Горький осадок от разговора остался, и сердце мое больное защемило. Вот, из-за Клячи не хватало второй инфаркт схватить... А с другой стороны, какая разница - из-за Клячи или еще из-за кого. Раз уж вернулся, других здесь не будет... Готовь валидол...
НЕБО. ВОРОН
Зоны строгого режима имеют особую специфику. Если в Зонах усиленного общего режима содержится контингент с первой судимостью и зэки разграничиваются в зависимости от тяжести преступления, то здесь, на строгом режиме, их не разграничивают. Тут дело в том, что человек вновь вернулся в Зону. А почему? Есть ходоки, которые и по три, и по шесть, и по восемь раз сюда возвращаются. Это особый род людей. Для них воля - отпуск в промежутках между работой в колонии.
По закону человеколюбия, которым жил Медведев-Блаженный, и к ним надо бы относиться без предубеждения, а просто терпеливо ждать, когда ж образумится человек.
Для одних такая пора наступает в тридцать пять, для других - в шестьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
Я улыбался, смешно за ним было наблюдать - сгорбленный, злой, взъерошенный. Кричит тоже как клоун...
- Чего ты кричишь? Сам во всем виноват, - отвечаю ему спокойно.
- Да? - взвился он. - А семерик по малолетке за какой-то паскудный ларек это нормально, да?
- И что?
- А то. Тогда все у меня и покатилось...
- A чем ты недоволен? - Тут уже я злиться стал - тоже мне жертва. - Грабил - гpaбил, бил людей - правильно посадили. Заслуженно.
- Заслуженно... - язвительно передразнил Дробница. - В этом-то вся ваша справедливость - семь лет за "чистосердечное признание", - опять комично передразнил судью, вынесшего ему когда-то приговор.
- Ну а во второй раз? - даю ему излить слова: потом легче будет с ним говорить.
- Поумнее уже был, второй раз. Уж без явки с повинной, это оставьте для придурков, которые завтра у вас приторчат. Пять лет, как видите. А все ж на два года меньше, чем с повинной вашей...
Нет, не получится у нас разговора. Я всякий интерес к нему потерял. Пусть живет, как хочет...
- Понятно, значит, не веришь теперь никому? Ни признаниям чистосердечным, ничему...
- Да. Ничему не верю. Молодости не вернешь.
- Мать одна живет? - перевожу на более теплое для него.
- Ну...
- А друзья?
- Чего друзья? Друзья... Был у меня один, вместе и спалились, я его отмазал, ушел он из зала суда... - обреченно махнул рукой Дробница. - А ведь выросли вместе, в одном дворе. Расколись я тогда на суду - все, сам Бог его бы не отмазал...
- Ну? Жалеешь, что ли?
- А... - скривил рот. - Вышел когда я на свободу, так он со мной и здороваться не захотел. Как же - инженер, он за то время институт окончил. А мне даже на завод устроиться не помог...
- Врал, значит, суду. Какая ж это явка с повинной?
- Да какая разница... взял на себя все паровозом. Спас эту шелупонь.
- Ну а теперь хоть он по-людски живет?
- А я - не по-человечьи? - вскидывается. - Копейка такому корешу цена. Хотя друганы есть на воле.
- Воры?
- А хоть бы и так! - с вызовом роняет Кляча.
- Понятно...
ЗОНА. КЛЯЧА
Кивает, понятненько, мол. Понятливый. Знай, что у меня твои байки вот уже где сидят, дайте спокойно освободиться.
А он все накатывает: злобы, говорит, в тебе много, зависти. От зависти все зло и преступления. Мол, у другого получилась жизнь, а у тебя нет, вот ты и бесишься.
Я смотрю на него, как на пустое место.
- Вижу, - говорит, - что не любишь ты эти лекции. Так чем займешься на воле?
- Что, не грузчиком же мне ишачить... Там водка опять... А на завод с моим здоровьем тоже не в жилу, носилки поднять не могу, там своих халявщиков море.
- Ну, так куда?
- Не знаю... Не пытай.
- Хорошо. Я устрою тебя на завод. - Не врет, вижу.
- А вы кто - Дед Мороз, всем подарочки принес? - ехидничаю, уже из вредности... зря, вдруг и впрямь поможет чем.
С другой стороны, видал я его фуфлыжную помощь, есть еще на воле друганы, в обиду не дадут, не сдохну с голоду.
- Жена где? - Совсем в душу лезет, а я, как завороженный, отвечаю, не могу его на место поставить. Устал просто хорохориться, вышел весь.
- Замуж... уканала...
Тут и говорить не о чем стало. Ну, он, правда, на прощание хоть одно доброе дело сделал.
- Выходить на свободу лысым - не дело, - говорит, - понятно, люди сторониться будут - зэк. Прическу оставим - это раз. Второе - выпускать из изолятора не будем, не умрешь. А выпусти тебя сейчас... Знаю, соберетесь, вся отрицаловка, скопом, начнете проводины делать - чифирь трехлитровыми банками мутить и квасить...
Киваю - а как же.
- Последнее - что у тебя с Сычовым? Скажи мне, и это будет последний твой разговор со мной здесь, следующий - на воле. И здесь больше ни с кем ты не свидишься, они для тебя - отрезанные ломти... С изолятора на свободу выйдешь.
Ишь, куда гнет... Ну ладно, если так, все одно выхожу, и никого бы из этих рож не видеть...
- Сычов, как пришел, таблетки обещал достать... - говорю.
- Наркоты?
Зацепился. И я не рад уже, что начал этот разговор. Киваю.
- У него сестра... в Москве в аптеке работает. Ну, месяц прошел. А ничего. Коль не выполнил обещание - значит, штраф, - ну, знаете... А тут этот парикмахер обчекрыжил меня... Думаю - нарочно, сука... У нас с ним старые счеты.
- Ясно, - говорит, - ну а с Сычова штраф снял?
- Снял, конечно.
- Иди... Что обещал, сделаю.
Посмотрим, товарищ Блаженный.
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Вроде ко всему я здесь привык, но после этого разговора долго еще не мог прийти в себя. Иному покажется: что сложного - сиди да чеши языком. Ан нет... Горький осадок от разговора остался, и сердце мое больное защемило. Вот, из-за Клячи не хватало второй инфаркт схватить... А с другой стороны, какая разница - из-за Клячи или еще из-за кого. Раз уж вернулся, других здесь не будет... Готовь валидол...
НЕБО. ВОРОН
Зоны строгого режима имеют особую специфику. Если в Зонах усиленного общего режима содержится контингент с первой судимостью и зэки разграничиваются в зависимости от тяжести преступления, то здесь, на строгом режиме, их не разграничивают. Тут дело в том, что человек вновь вернулся в Зону. А почему? Есть ходоки, которые и по три, и по шесть, и по восемь раз сюда возвращаются. Это особый род людей. Для них воля - отпуск в промежутках между работой в колонии.
По закону человеколюбия, которым жил Медведев-Блаженный, и к ним надо бы относиться без предубеждения, а просто терпеливо ждать, когда ж образумится человек.
Для одних такая пора наступает в тридцать пять, для других - в шестьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174