Я остался один.
Один против чужого города. Правда, у меня еще был Эдгар.
* * *
Обед прошел в дружественной обстановке. Точнее, вместе с Эдгаром в столовой его института. Размешивая сметану в борще, Эд сказал:
- Мне звонила Нина Бессонова. Говорила, что ты ее в чем-то обвиняешь. По-моему, она чуть не плакала.
- Да, - я кивнул, - наверное, я был слишком мягок. В идеале она должна была заливаться слезами.
Эдгар внимательно посмотрел на меня. Когда я вгрызался в бифштекс, он посоветовал:
- Перестань суетиться. Дело о Громовой закроют. Так что можешь спокойно догуливать отпуск. Поехали после работы на рыбалку?
- С какой стати его закроют? - спросил я уныло.
- Разве ты не знаешь? Ведь уже сделали вскрытие... Хотя да, откуда тебе...
- И что же?
- Острая сердечная недостаточность. У нее было больное сердце.
- Я тебя не понимаю. Она же выбросилась из окна?
- Упала, старина, упала. Она умерла еще наверху. Видимо, ей стало плохо с сердцем... Тебе бывало когда-нибудь плохо с сердцем?
- Однажды, много лет назад. - Здоровье у тебя богатырское. Так вот, ты знаешь - возникает ощущение, словно не хватает воздуха. Она могла подойти к окну, распахнуть его... И в этот
момент умереть. Улавливаешь?
Эдгар принялся за компот.
- А если она умерла уже во время падения? Шоковое состояние... - робко предположил я.
- Не знаю, - он выплюнул в стакан косточки, - надо посоветоваться... А у тебя какие планы на сегодня?
- Глобальные.
- Как знаешь, А я все-таки немного порыбачу.
Выходя из здания института, я понял, что нас рано или поздно погубит: равнодушие.
На улице я заметил молодого человека в светлом плаще и шляпе с мягкими полями. По-моему, мы уже виделись. Он внимательно изучал содержимое газетного киоска. Я поморщился. Становлюсь мнительным.
* * *
Не знаю, тянет ли убийцу на место преступления, но я почему-то решил снова зайти в дом, где жила Громова. Поднялся на пятый этаж. Несколько мгновений нерешительно потоптался у двери. Потом, собравшись с духом, позвонил. Я звонил в квартиру, из окна которой вчера выбросилась девушка. На что я надеялся?
Так, была одна мысль...
Мне повезло. Послышались шаркающие шаги, и, когда дверь отворилась, я понял, почему хозяйку квартиры называли неопрятной старухой. Лет ей, как мне тогда показалось, за шестьдесят... Сморщенное лицо, слезящиеся глаза... Сгорбленная
и бесформенная. Глядя на нее, хотелось пойти и вымыться с
хозяйственным мылом.
- Вам кого? - спросила она.
- Надо поговорить.
Она равнодушно повернулась спиной и прошла в глубь квартиры. Я двинулся следом. Старуха подошла к застеленному газетами столу, оперлась о него руками, так и застыла, словно приклеенная.
Я быстро оглядел комнату. Старый диван с малиновой обивкой, заляпанный какими-то желтыми пятнами. Стул. Коробка из-под апельсинов, которую использовали как тумбочку.
Грязный халат на гвозде, вбитом в стену с блеклыми обоями. Зеркала не было ни одного...
- У вас жила... Вера Громова, - начал я.
- Знаю. Но ее больше нет. Уже приходили из милиции. Они все осмотрели. Это моя квартира. Мне оставил ее муж.
- Он умер? - ляпнул я.
- Умер? - морщины на ее лице пришли в движение, словно она пыталась улыбнуться. - Нет, не умер.
- Почему вы сдавали Громовой квартиру?
- Так получилось... Ей негде было жить, - лицо снова застыло.
Потом она провела ладонью по губам, и за рукой потянулась клейкая нить слюны.
- Она сама вас нашла? Или кто-нибудь познакомил? - спрашиваю.
- Да...
Я не заметил, как в ее руках оказались ножницы. Большие
такие, портняжные. Она бессмысленно смотрела на них,
открывала и закрывала.
Щелк-щелк. Щелк-шелк.
- А кто познакомил?
Она подняла ножницы на уровень моих глаз.
- Какое вам дело?
- Если спрашиваю, значит, есть.
Щелк-щелк.
Пальцы у нее изможденные, с подагрическими суставами, ногти совсем заросли.
Я отодвинулся подальше.
- Муж, - сказала она, - ее привел мой бывший муж. Он с ней путался.
- Вот как?
- Он со всеми путался. Это все она, она. Приходит ко мне вся в белом. Вся в белом платье, а под платьем кости. Кости. Они стучат. Они стучат и не дают мне спать по ночам. Вот и сейчас она придет.. Она будет ходить вокруг и руками шарить, шарить. Пока на нее не смотришь, она тебя не видит...
Я стал догадываться, что эта женщина неизлечимо больна.
- Все время ходит вокруг. Все время, - продолжала старуха. - Противная. Насылает на меня порчу. Другим все хорошее. Вот Нинке Бессоновой - и красоту, и здоровье, и мужиков. А мне все плохое, плохое. Цветы с кладбища присылает. Я их в унитазе топлю.
- Вы знаете Бессонову?
- Знаю ли я? - старуха вдруг подпрыгнула. - Знаю ли я
Нинку? - и она вдруг захохотала.
Щелк-щелк, - ножницы сверкнули возле самого лица, я поспешно отскочил.
- Она тебя подослала? - старуха продолжала наступать.
- Нет...
- Она тебя специально подослала. Она тебя специально подослала... - старуха шла на меня, растопырив руки, и в бесцветных глазах ее зрачки собрались открытыми злыми точками.
За спиной послышалось, как кто-то открывает ключом дверь. Я метнулся спиной к стене и, сжимая кулаки, решил дорого продать свою жизнь. Во всяком случае, хотелось в это верить.
Дверь распахнулась, и на пороге изумленно замер Николай Петрович. Тот самый, что работал с Бессоновым в одном кабинете.
Его я меньше всего рассчитывал здесь увидеть.
- Что вы здесь делаете? - выпалил я.
- Я? - он вскинул брови. - Пришел к своей бывшей жене. Но что делаете тут вы?
- Жене? - я опешил.
- Да. Вас удивляет?
- По правде говоря...
Я оглянулся на старуху. Она стояла, бессмысленно глядя перед собой, расслабленная, сгорбившаяся, тусклая, похожая на улитку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42