И все время надстраивает эту скорлупу, надстраивает до тех пор, пока она его не раздавит. Так вот, именно исходя из этой патологической трусости, кто-то использовал вашу машину.
- Слесарь?
- Вряд ли. Слишком очевидно. Но как-то он замешан.
Может, давал кому-нибудь ключи? Но дело не в этом. Почему именно вашу машину? Совпадение? Вряд ли. Сделавший это знал, что владельцем машины является тот самый человек, с кем Громову видели в последний раз на людях. И на кого в первую очередь падет подозрение.
"Дикая охота, - подумал я. - Значит, меня травят довольно давно".
- Кто бы это мог быть, а? Как вы думаете? - спросил Сухоручко.
- Понятия не имею. Тут такая странная вещь... Насколько я знаю, возле дома Громовой в машину... в мою машину сел молодой человек лет девятнадцати...
- Откуда вы про это...
- Побеседовал с одним свидетелем, Лопаткин его фамилия.
- Вот как? Не сидели, значит, сложа руки? Рассказывайте дальше.
- Так вот, сел в машину молодой человек, а нашел я вчера на полочке для перчаток женскую пудреницу. Может, для отвода глаз?
- Куда же их отводить, если парня этого видели, и он об этом, я думаю, догадался. Да и вряд ли в его планы входило оставлять материальные свидетельства своего пребывания в вашей машине. Возле дома Громовой должны были оказаться в то утро вы, на этом-то все и строилось. Где эта пудреница?
Я достал и протянул следователю.
- Хорошо, проверим. Небось залапали ее?
- Не без того.
- Придется вам пальчики свои оставить. Чтобы мы могли своих от чужих отличить, -, он улыбнулся.
- А потом я смогу идти?
- Вы что, - он хмыкнул, - думаете, я сейчас достану из кармана наручники? Конечно, идите.
* * *
С улицы я позвонил Бессоновой.
- Слушаю, - голос у нее был сугубо официальный, - ничего не поделаешь наркологический диспансер.
- Доктор, - прогнусавил я, - у вас доброе сердце. Уделите мне пятнадцать минут.
- Что такое? - Доктор, когда я нервничаю, мои железы
начинают выделять эндорфины. А действие этих эндорфинов, я
прочитал в книжке, все равно что опиума. Так вот, нервничаю я
последнее время довольно часто и боюсь, как бы не стать вашим
клиентом.
- А, это ты, - я почувствовал, как она смутилась. - Ничего страшного. Это вполне естественный процесс - защитная реакция организма на... Однако слушай, у тебя неплохие познания в медицине...
- Чай в городе живу. Так как насчет аудиенции?
- У меня прием, ты же знаешь.
- Тогда я приду на прием. Пропустите без очереди? По знакомству?
- Этого еще не хватало. Ладно, подожди в сквере напротив.
...Я сидел на скамейке и думал о смерти. Нет, настроение у меня было неплохое, сам толком не пойму, почему думал об этом. Просто когда из жизни уходят друзья или даже просто знакомые, с ними вместе уходит и часть тебя самого. Ведь каждый из нас - это сотни людей, из которых "я" в собственном восприятии - лишь единственный образ из множества. Остальные - то, каким тебя видят и помнят люди, с которыми когда-либо общался. Тем более что жизнь наша и есть это самое общение. Поэтому на самом деле человек умирает лишь когда его забывают.
В этом вся и штука.
У меня много друзей. Одних я не видел по многу лет, других, увы, никогда уже не увижу. Но я продолжаю мысленно говорить с ними, выслушивать и спорить. И с былыми, и с нынешними. Их образы с одинаковой силой живут во мне, меняются, стареют вместе со мной. Но, главное, продолжают
существовать.
Мне кажется, душа человеческая обитает в памяти людей. И не потому ли мы так боимся смерти, что предчувствуем забвение? Не сейчас же, сразу, а лет через пять, десять...
А Громову так никто и не помнит, подумал я. Разве что Бессонов? Но кто помнит о нем?
Наконец появилась Нина. Она села рядом со мной на скамейку, закинув ногу на ногу, из-под пальто выскользнул край белого халата. Я как-то не представлял ее в белом халате. Трудно поверить, что у женщины, особенно если она тебе нравится, есть иной мир, неведомый тебе.
- Итак, - сказала она, - что случилось?
Я достал носовой платок - теперь наконец-то свой - и высморкался.
- Многообещающее начало, - она улыбнулась. - Сейчас выпишу тебе рецепт.
- Проблема не в насморке, - я сложил платок и сунул его в карман. - Мне нужна твоя консультация по другому вопросу.
- Вот как?
- Да. Скажи, может ли человек, употребляющий наркотики, покончить жизнь самоубийством из боязни попасть в лечебницу?
- Ты имеешь в виду наркомана? Эта публика довольно издерганная, часто находится в состоянии депрессии... Да, такой вариант не исключен.
- Зачем ты так казенно говоришь: публика, вариант? .. По-моему, несчастные ребята между молотом и наковальней...
- Одного моего товарища - он работал в психиатрической больнице - убил наркоман. Пронес с собой нож - и...
- Что же их так пугает? Лечение? Или излечение?
- Методы несовершенны, понимаешь? Довольно болезненны, я бы даже сказала мучительны. Период абстиненции, уколы, обстановка...
- Скажи, а твой муж... ну, консультировался с тобой по наркологическим вопросам?
- Нет. Если только вскользь...
- А он вел какие-нибудь записи или, скажем, дневник?
- И ты об этом?
- А кто еще интересовался дневниками Бессонова?
- Не помню, кажется, кто-то из знакомых.
- Давно?
- На днях.
- И что ты ответила?
- Сказала - не знаю. Я в его бумагах не копаюсь.
- И все?
И все. По какому праву ты меня допрашиваешь?
- Мне надо знать правду.
- А я что, по-твоему, ее скрываю?
- Выходит, что так.
Несколько секунд она сидела, задумчиво уставясь перед собой. Потом встрепенулась.
- Со мной никогда еще никто не разговаривал таким тоном, - сказала она.
- Кто-то же должен быть первым.
Женщина холодно взглянула на меня, встала и ушла, ступая словно по камешкам через ручей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42