Он для того и пошел в полицию, чтобы дать возможность парню выучиться в Штатах. Сам мне об этом как-то рассказывал.
- Это третья сила, старина, - повторяет он. - Они отнимают у человечества молодежь, они доберутся и до вас. Им наплевать на наши политические разногласия: им нужны наши ребята. Запомни
это - наши общие дети...
- Не так все просто, - возражаю я. - Тут все дело в воспитании, понимаешь?
- Ты в этих делах дока, я знаю, - грозит пальцем собеседник, - вечно норовишь улизнуть.
Он поворачивается и уходит. Я смотрю ему вслед, а он все уменьшается и уменьшается, уходя сквозь годы, разделяющие живых и мертвых. Теперь я уже не могу ему признаться, что ошибался.
- Они добрались до нас, старина, - кричу я ему вдогонку. Ты да я, спина к спине, мы будем отбиваться от этой мрази. Только тебе, старина, я доверю прикрывать спину. Потому что не подведешь. Потому что знаешь - есть кое-что пострашнее смерти.
Но что?
А маленький человечек меня уже не слышит, он продолжает свой путь по бесконечной тропе. Сколько по ней прошло до него, и будет после - Бог знает...
* * *
Я просыпаюсь, и некоторое время лежу, уткнувшись лицом в подушку. Ощущение такое, что кто-то пытался проломить мне череп, но сделал это очень неумело. Боль постепенно стихает, и я начинаю воспринимать наступивший день во всей его полноте.
За окном, пасмурно и все окутано влажной пеленой. В средней полосе мы живем полной жизнью только в солнечные дни, а когда начинается непогода, прячемся, как улитки, в свой домик.
Вылезать из-под одеяла не хочется. Звонит телефон.
Чертыхаясь, я спускаю на холодный пол ноги и беру трубку.
Звонит Эдгар.
- Ты с ума сошел будить в такую рань, - говорю я вместо приветствия, пытаясь определить, который сейчас час.
- Ты... хорошо провел вечер? - голос у него был глуховатый.
- Неплохо. А почему спрашиваешь?
- Так, из вежливости. Ты просил поискать историю болезни Веры Громовой. Помнишь?
- Да, конечно. И что, удалось?
- Видишь ли, эту девушку сегодня привезли...
- Куда? - я еще не совсем пришел в себя и потому соображал довольно туго.
- К нам, к нам привезли, - я слышал, как Эдгар на другом конце провода закурил, - час назад. Тело уже в морге.
- Ты с ума сошел. Какое тело?
Прошла целая вечность, прежде чем Эдгар ответил:
- Она мертва... старик.
- Ты с ума сошел, - повторил я тихо. Эдгар еще что-то говорил, а я опустил трубку на столик и некоторое время сидел, уткнув лицо в ладони. Мне стало неважно.
У нее были светлые волосы, тонкие запястья и мешковатое платье. И удивительный разрез глаз - улыбчивый.
И искореженная судьба.
Я достал сигарету и попытался прикурить, но только изломал несколько спичек. Потом снова взял трубку:
- Эд, как это произошло?
- Несчастный случай. Она выпала из окна.
- Как это произошло? - я чувствовал, что повторяю одну и
ту же фразу.
- Я не знаю подробностей.
- Ты на работе?
- Да.
- Дождись меня.
Я повесил трубку. Раздавил в пепельнице незажженную сигарету. Потом выпил из графина воды. Привкус был противный, металлический.
Мне часто не хватает выдержки - я начинаю суетиться там, где любой здравомыслящий человек глазом не поведет. Но тут есть и свои преимущества. В ситуации, когда другие впадают в панику, я уже перегораю настолько, что начинаю действовать автоматически.
Поэтому, наверное, мне всегда везло на экзаменах - в их широком и узком понимании. И не везло ни в одной игре, включая азартные, и не только настольные.
После звонка Эдгара все стало на свои места. Я знал, что мне теперь предстоит. Кому-нибудь, быть может, наплевать, когда молоденькие девушки выпрыгивают из окон ни с того ни с сего. Мне - нет.
И от этой мысли уже не отделаешься...
Я привожу себя в порядок, насколько это возможно после того, как на двое последних суток пришлось не больше семи часов сна. Спускаюсь в гостиничный буфет, который находится на втором этаже. Кусок холодного обветренного мяса, горьковатые маринованные кабачки и разведенный теплой водой концентрат, почему-то именуемый растворимым кофе, - не слишком изысканный завтрак. Но в моей ситуации выбирать не приходится. Я зажимаю
мясо между двух ломтей хлеба и решительно принимаюсь за дело,
без которого трудно осуществить намеченную программу. Мое
положение теперь тоже чем-то напоминает сандвич. С одной
стороны, дом Бессоновых со всеми его обитателями. С другой...
Об этом я только что сказал. А мне предстоит играть роль начинки, причем такой же неудобоваримой, как это мясо. И все дела.
Я заканчиваю трапезу и спешу на улицу, чтобы поскорее отбить воспоминания о ней табачным дымом. Вот и попробуй бросить курить.
В проходной медицинского института меня остановили.
- Так, - сказал дежурный очень серьезно, - ваш пропуск.
- Нет у меня пропуска, - признался я честно.
- А нет, так и нечего тут, - он сердито помассировал лысый затылок.
- Мне к...
- Пропуск есть? Пропуска нет. Тут все воскресенье дежуришь, а они ходят.
- Я ж по делу. Давайте позвоню по внутреннему...
- По делу... - вахтер вдруг обозлился. - По делу через дорогу. Похмелись сначала.
Перегаром от меня, наверное, и правда попахивало, но я обиделся:
- Не надо оскорблять.
- Оскорбишь вас... Хамничают тут.
Мимо прошел пожилой мужчина и, кивнув вахтеру, спросил:
- Кто хамит, Егорыч?
- Да вот, - вахтер ткнул в меня пальцем.
- Нехорошо, товарищ, - пожилой покачал головой. - Человек на работе, а вы грубите.
- Послушайте, - я пытался говорить спокойно, - вы ведь только что вошли? Откуда вам знать, как было дело?
- Егорыч, - пожилой махнул рукой, - вызывай милицию. С ними иначе нельзя. Распустились.
И пошел дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42