И к врачу сходить надо... И уже не принадлежишь себе, принадлежишь какому-то суетливому чужому движению.
Где тот просвет, когда принадлежишь только себе - и никому больше? Где та обитель чистая? Сейчас, тут?
Все, пора. Оставить ей деньги? Сколько, интересно, она платит за эту комнатенку? Нет, деньгами - нехорошо как-то. Значит, подарю ей пальто другого цвета. Пусть только сама сходит и купит. В этих магазинах частенько встречаешь знакомых.
Тьфу ты. И, все-таки, придется деньгами, никуда от них не денешься...
Воздух сырой - самая гриппозная погода. Надо завтра сказать жене, чтобы всюду, в котлеты, борщ, клала чеснок. Это вкусно и полезно. Как она не понимает?
Захлопнул дверцу машины, включил зажигание. Работает неплохо, а вот тормозные колодки менять придется.
На перекрестке попал на красный свет. Город спит, город мертв, а улицы живут. Переключаются сигналы светофора, горят фонари, светятся вывески магазинов. Где-то в глубине дворов, за сугробами, скрипят двери парадных и мучаются от бессонницы редкие окна. Город живет самостоятельной жизнью, и какое ему дело до одинокого путника, застрявшего на перекрестке? Только бы не уснуть.
Только бы не уснуть.
Чайник рассерженно фыркает, выплевывая облачко пара. А я сижу неподвижно, распластав ладони на клетчатой клеенке. Ладони словно чужие, грубые, со вздувшимися суставами. Я понимаю, что надо встать. Надо сделать хоть какое-нибудь движение, чтобы мир перестал отдаляться.
Я уже знаю, как все будет. Мир уйдет дальше, и эти стены, скрипучий паркет и веточка ели в кувшине не почувствуют перемены. В мире ничего не изменится, он будет таким же, каким я его видел. Потом приедут неприветливые люди, пристегнут к пластмассовой купели...
Меня уже не будет, солнце растопит снег, старый диван выбросят на помойку, а девушка станет снимать комнату в другом месте. Только и всего?
Только и всего. Но это не страшно. К этому рано или поздно привыкаешь. Самое плохое, это когда уже незачем строить планы. Время остановилось.
Я еще пытаюсь зацепиться за этот мир. Я представляю длинную-длинную лестницу, по которой поднимаются похожие на меня, поднимаются по тем же, до боли знакомым ступеням.
Тогда я вспоминаю прошлое. И вижу почему-то старые трамваи, поминутно трезвонящие весенним утром, парикмахерскую в Художественном проезде, красный костел в литовском городке, где я был всего один раз, проездом. Пожалуй, и все.
Пытаюсь вспомнить руки женщины, но память бунтует, и остаются только мои скорченные старческие ладони на клеенке.
На последних ступенях надо только открыть дверь. Как не хочется.
Выключаю газ, завариваю четвертый раз за сегодняшний вечер чай. Ждать некого, уже слишком поздно, она не выйдет. Впрочем, я и не надеялся.
Подошел к окну и прижался лбом к влажному стеклу.
Падал пушистый теплый снег..".
* * *
- И как будто время остановилось, - добавила Джессика уже от себя, так как рассказ закончился.
- Тебе, конечно, не понравилось? - вяло уточнил Дима. - В натуре, какой я лох, что жизнь разменял на такую белиберду.
- Мне - как раз понравилось, - она пожала плечами. - Лично мне. Типа того, что чисто конкретно, - и отлепила успевшую затвердеть жвачку от тумбочки.
- Что с того, что понравилось? - он попытался скрыть, как доволен. Какая тебе польза от моей писанины?
- Дети едят мороженое, мужики пьют пиво, а женщины обожают модно одеваться. Все потому, что им это нравится. Вот и польза.
- Слушай, - он вдруг стал чуть ли не заикаться, - а мы не могли бы... Ну, когда все закончится... Ты и я... В общем, встретиться.
- Смотря как все закончится, - она улыбнулась. - Но неужели это приглашение на свидание? Учти, я всегда опаздываю.
Диме захотелось сказать что-то яркое, смелое, поражающее воображение наповал. Чтобы она засмеялась, но засмеялась одними губами, а глаза продолжали внимательно и серьезно смотреть на него.
- Я тут договорился с местным авторитетом, - сказал он, а сам подумал вовсе не это я хочу сказать. - Он нам крышу предоставляет. Мы только вид делать должны, что ценные бумаги из сейфа Трупина у нас. Вроде как блеф. Мы ему поможем захватить завод, а, значит, и город, а он поможет нам остаться в живых.
- До каких пор? - спросила Джессика.
- То есть?
- До каких пор он поможет вам оставаться в живых? Пока не захватит город?
- Как-нибудь выкарабкаемся, а?
- Постарайся выкарабкаться, - тут она улыбнулась именно так, как ему хотелось. - А то я сто лет не ходила на свидания.
Какие удивительные глаза, подумал он. И губы. Нос и подбородок... Он уже понял, что ему всю оставшуюся жизнь станут нравиться женщины, хоть чуть-чуть похожие на нее.
* * *
Дверь в палату, где лежал пациент с огнестрельным ранением, отворилась. Дежурная медсестра решительно подошла к Джессике и прошептала на ухо:
- Новенькая, подзаработать хочешь?
- Хочу, - так же на ухо ответила Джессика. - А что делать надо?
- У нас договор с гостиницей, - уже громче, заметив безучастный взгляд пациента, пояснила медсестра. - У них там для богатеньких есть услуга - массаж. Если заказывают, обращаются к нам. Вот и съезди, помассируй. Машина ждет.
- Надо уточнить...
- Сколько стоит? Двадцать баксов, дура! Доля - мне.
- Надо уточнить, - холодно продолжила Джессика, - кому делать массаж? За сто баксов я не стану делать массаж десяти пьяным козлам...
- А ты, гляжу, профессионалка. Расслабься. Секс только по согласию, с этим у нас строго. И мужиков всего двое, какие-то приезжие. Правда, один такой здоровенный толстый татарин. А эти татары - такие затейники...
- Я согласна. А как же больной? - она кинула взгляд на Диму.
- За свою долю я подставлю ему утку вместо тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109