Все-таки "шефиня", а с начальством портить отношения последнее дело.
- У меня такое чувство, что мы все же найдем общий язык и смиримся, говорю я, вставая из-за стола. Улыбка моя при этом, наверное, так лучезарна, что женщина клюет на нее как на удочку:
- А может, и сдружимся.
Чувствую, что опять сейчас начнется стриптиз, и быстренько ретируюсь. Конечно, жаль, что не довелось встретиться с Федором Савельевичем. Но так или иначе, завтра к нему на работу я уже не выхожу. Это дело принципа. Не хочу мараться.
Полупустой трамвай везет меня до площади, теперь надо пересечь ее, пройти небольшой сквер - и я дома: от сквера до подъезда метров триста.
Но в самом начале этой трехсотметровки - толпа людей, окружившая легковушку. Определить нетрудно: "японец", такого же цвета и марки, как у Падунца. Но мало ли их, схожих... К толпе приближается синий проблесковый маячок милицейской колымаги. Видно, серьезная авария, такую машину жалко разбивать.
Профессиональное любопытство заставляет меня подойти ближе.
"Японец" целехонек, ни одной царапины. Рядом с открытой дверцей лежит на асфальте лицом к небу человек. В центре лба - темная дыра. В свете фар блестит еще не засохшая кровь.
Я отдаю себе отчет, что с Федором Савельевичем не поговорю теперь ни завтра, ни вообще когда-нибудь. С асфальта Падунец больше не встанет.
30
Больше никогда в жизни я не поговорю и с бабой Варей.
Я сижу за тем самым столом, где мы недавно ели ее пирог, и слушаю вопросы капитана Кукушкина: "Где был накануне? Когда вернулся? Когда последний раз видел соседку?.."
Подробности ее смерти мне уже известны, от него же. Сильный удар в висок - много ли надо старой женщине?! Ударил так бабу Варю Падунец. Соседка, которая живет этажом ниже, видела, как он выбежал из комнаты с темной коробкой в руках и помчался вниз. Соседка стояла возле мусоросборника. Естественно, проявила любопытство. Но разве ночью много увидишь? Вспышка огонька, хлопок выстрела - да, а кто стрелял, куда стрелявший делся, этого она не знает. Потом соседка поднялась к бабе Варе, застала ту на полу, позвонила в милицию.
- Свидетели говорят, что ты был с ней дружен, это так? - спрашивает капитан.
Конечно, так. Сейчас мне кажется, что я второй раз потерял свою родную бабушку.
- И с Падунцом, значит, ты тоже знаком? При каких обстоятельствах познакомились?
- Вместе лежали в больнице, он пригласил в свою контору на работу.
- Ты знал, что он был судим? За разбой, кстати, сидел.
- В общих чертах. Он только упоминал, что по молодости на лесоповале был, в зоне.
- Вспомни, Кузнецов, Падунец тебя когда-нибудь расспрашивал о Варваре Карповне Кривцовой?
Я делаю вид, что вспоминаю. Кукушкин, видно, хочет мне в этом помочь.
- Может, ты когда-то проговорился, что живет с тобой богатая соседка, что есть у нее шкатулка с дорогими ювелирными изделиями?
- Какая богатая? - возражаю я. - У нее на хлеб и на молоко денег не хватало. Я ей часто и муку приносил, и гречку.
Капитан делает какие-то пометки в блокноте.
- А шкатулку у нее ты видел? Темную большую шкатулку...
- Видел. Шкатулка сама по себе интересная, трофейная. Муж бабы Вари из Германии ее привез. Там потайная кнопочка есть, без нее шкатулку не откроешь.
- А если нажмешь на кнопочку, откроешь, то что увидишь?
- Фотографии старые, письма, счета телефонные. Да, обручальное кольцо мужа она там хранила. Обычное кольцо, мне даже кажется, не золотое: тусклое очень. Но как память... Серьги ее еще там лежали, подарок от мамы к свадьбе. Серебряные. Ничего особенного.
- А это тебе откуда известно?
- Она их мне каждый вечер готова была показывать. Старая одинокая женщина, выговориться ей надо...
- А видел эту шкатулку кто-нибудь еще из соседей?
- Наверное.
- "Наверное", - недовольно передразнил меня Кукушкин. - От этого ответа, Кузнецов, очень многое зависит. А если ты врешь? Если у Кривцовой брусок золота там, скажем, лежал? И ты сознательно или несознательно навел на соседку профессионального вора и разбойника? Ведь страннейшее совпадение просматривается, Кузнецов: твоя посредническая роль просматривается.
- Даже коршуны не хватают воробьев, которые вьют гнезда на одном с ними дереве, - бурчу я. - Я же не дурак, товарищ капитан, чтоб соседей обворовывать.
- Ладно, - уже примирительно говорит Кукушкин. - Успокою тебя. Видели соседки шкатулку, не было в ней ничего... Зачем же он тогда ее убил, а?
Ах, опер, опер, я-то знаю зачем и почему. Не поверил Падунец, что распрощался я с сокровищами из ювелирного магазина, думал, прячу их у дорогой своей соседушки. Как ни чистил-шлифовал он коготки, как ни мыл руки, как ни клялся начать новую жизнь, а перед миллионами не смог устоять. Баба Варя, видно, не отдавала шкатулку, она действительно была ее драгоценностью, вот он и махнул кулаком... Открыть шкатулку не смог, побежал с ней к своей машине, а там его уже ждали... Кто? И кому нужна была смерть Федора Савельевича?
- Будем копать, - вздыхает капитан. Закрывает блокнот, прячет авторучку. - Кузнецов, я ведь не шутил, когда к себе на работу приглашал. У тебя есть время подумать.
- Скучно у вас, товарищ капитан. Начальник, вот как вы, ходит, бумажки пишет, водила его за рулем спит и подработать не сможет.
Кукушкина моя фраза, видно, обидела:
- Бумажки... Ты знаешь, что такое бумажки? Вот из-за бумажки какой-то и соседка твоя убита: хранила ведь в ларце то, что преступника заинтересовало. Логично?
- Карту острова сокровищ? - спрашиваю я.
- Может быть, может быть, - задумчиво говорит опер. - И сокровищ этих было много, иначе бы твоего Падунца не пристрелили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33