И не спорь со мной, если не хочешь лишиться той стипендии, которую я пока еще готов выделять на время твоего обучения. Иначе на учебные пособия тоже будешь сама зарабатывать. Я в твоем возрасте так и жил.
Кати поспешно умолкла, почувствовав, что идея ее полной самостоятельности пришлась отцу по вкусу. И неизвестно, в какие дали его заведут воспоминания о собственных некогда пережитых трудностях.
– Знаешь, сколько получает Анина мать, которая преподает в престижном вузе? – не успокаивался Вернер. – 50 – 60 долларов в месяц! А бедная Анньечка училась на стипендию в восемь долларов в месяц. Эта девочка потеряла отца в пятнадцать лет и пережила такие лишения, что тебе и не снилось. И при этом осталась доброй, нежной и чувствительной.
Высказавшись, Вернер бросил салфетку, показывая, что разговор окончен.
Но Кати так быстро не сдалась.
– Раз уж ты заговорил об этой вертихвостке, – прошипела она, – то я тебе скажу свое мнение. Только полный слепец не увидит, что этой девке нужны лишь твои деньги. И замуж она за тебя рвется только для того, чтобы осесть в Германии. Неужели ты и в самом деле думаешь, что ее прельщает интимная близость с придурковатым стариком без единого своего зуба, который красит свою седину в синий, а иногда сиреневый цвет? Может, ты считаешь, что она потеряла голову от твоих неотразимых мужских достоинств? Так я со слов матери знаю, что в сексе ты еще хуже, чем Санджай! Ей нужны только твои деньги, твои акции и твой дом. Что я говорю, твой дом! Это наш дом! Мы в нем выросли, он достался тебе по наследству от бабушки, с тем чтобы ты передал его своим детям, а вовсе не какой-то русской девке. Стоит посмотреть, как она одета, и тут же закрадываются серьезные подозрения: еще неизвестно, за что она там получала свои восемь долларов в месяц.
– Мне нравится, как она одевается, – заявил Вернер.
– Мне тоже, – неожиданно подал голос Санджай. – Очень сексуально. Ты тоже могла бы хоть изредка ради меня придумать что-нибудь вроде этого белья.
– Какого еще белья! – окончательно взбеленилась Кати. – Где ты ее белье увидел? Что тут вообще происходит? Вы все с ума посходили? Санджай, пошли домой. Не хочу смотреть, как из моего отца делают клоуна.
И с этими словами она гордо зашагала к двери.
– А вот и кофе, – объявила Анна, появляясь в дверях с подносом и с удивлением обнаружив опустевшую гостиную. – Ой, а куда делись твои гости?
– Они ушли, – невозмутимо сообщил Вернер.
– Из-за меня? – расстроилась Анна, которой вовсе не улыбалось, чтобы вся семья ее дружно возненавидела. Особенно пока она прочно не утвердится в этом доме.
– Не обращай внимания, они скоро привыкнут, что теперь ты занимаешь место их матери, – сказал Вернер. – Моя дочь особа импульсивная, но уже завтра она поймет, что я волен располагать своей жизнью по собственному усмотрению. И что она не может диктовать мне, кого любить и с кем жить. Особенно после того, как ее мать первая сбежала от меня.
Решив, что окончательно успокоил Анну, Вернер отправился к себе в кабинет, где долго писал какие-то бумаги и что-то подсчитывал. Когда Аня сунулась к нему, а заодно и к бумагам, он довольно резко сказал, что ее это не касается. Аня обиделась и ушла. Обижалась она еще около часа, потом появился сияющий Вернер и сообщил, что этот месяц был удивительно прибыльным.
Спать они легли рано, на. этом настоял Вернер. Ему не терпелось доказать самому себе, что в постели он будет поискуснее какого-то там Санджая.
А Анна еще долго лежала без сна, пытаясь сообразить, может, с ее помощью Вернер решил просто досадить своей жене, припугнуть ее возможностью новой женитьбы.
Если это так, то как бы ей снова не остаться на бобах…
Утро началось обычно. Они ели яйца, которые Аня уже потихоньку ненавидела, и собственного приготовления яблочное повидло, от которого ломились полки кладовки.
– Ты сегодня все-таки достань верхние яблоки, – нежно целуя ее на прощанье, сказал Вернер. – Стремянку я достал еще вчера. Вон она стоит возле сарая. Днем позвоню, чтобы узнать, как у тебя дела. И приготовь что-нибудь вкусненькое.
Стоило Вернеру выйти из дома, как запищал маленький телефон, стоящий в холле.
– Вернер? – прощебетал в трубку приятный женский голосок. – Я отправила тебе письмо, ты его уже получил?
– Кто говорит? – мрачно осведомилась Анна. Трубку немедленно положили, решив, верно, что ошиблись номером. Повторный звонок раздался через несколько минут.
– Опять вы? – сказал женский голос, утратив всякую приятность. – Кто вы такая? И что вы там делаете?
– Я здесь живу, – гордо ответила Анна, чувствуя себя почти золотоискателем, застолбившим богатый участок на Клондайке. – И не звоните сюда больше.
С этими словами она повесила трубку и отключила телефон. Затем прошла к почтовому ящику и вынула из него почту. На девяносто процентов она состояла из писем, как довольно быстро заключила Анна, от женщин.
– Какая сволочь! – с чувством проговорила Аня.
Совесть терзала ее очень недолго. Ровно до момента, как она распечатала первое письмо и из него прямо ей в руки выскользнули фотографии роскошной высокой девицы с внешностью фотомодели. И тут совесть Анюты мгновенно умолкла, зато заговорил инстинкт собственницы. Аня бегло просмотрела другие письма. Все они были либо с фотографиями фотомоделей почти нагишом, либо содержали такие откровения, от которых успевшую побывать замужем Аню просто бросало в краску.
Муки ревности буквально раздирали девушку на мелкие кусочки, и она сама не заметила, как письма превратились в мелкие клочки бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15