к нашему возвращению последние куски корма
исчезают, раздираемые голодными, рассвирепевшими манкуспиями.
Смирившись, мы опять идем на веранду. На нижней ступеньке
лежит умирающий детеныш. Мы поднимаем его, кладем в корзинку с
соломой, пытаемся разобраться, что с ним, но он умирает темной
и загадочной звериной смертью. Замок на клетке, однако, не
тронут, и непонятно, как он мог сбежать и была ли его смерть
результатом побега или он убежал, чувствуя, что умирает. Мы
положили ему в клюв десять горошин Nux Vomica, и они лежат там,
как жемчужинки, - глотать он уже не может. С того места, где
мы находимся, мы видим упавшего самца, который резко пытается
встать, опираясь на руки, но сил не хватает, и он снова падает
и застывает, как будто молясь.
Похоже, слышатся крики, причем так близко, что мы невольно
заглядываем под соломенные кресла, в которых сидим; доктор
Арбин предупреждал о подобных атавистических реакциях в
утренние часы, нам самим и в голову не приходило, что могут
встречаться такие формы цефалеи. Боль в затылочной части, и
снова, время от времени, крики; симптомы Apis'a, боль, похожая
на пчелиный укус. Мы откидываем головы назад или вжимаем их в
подушки (некоторые успели добраться до постели). Жажды нет, но
пот обильный; мочеиспускание затрудненное, истошные крики. Тело
болит, как после побоев, чувствительно к любому прикосновению;
в какой-то момент мы взялись за руки - ужасная боль. Но вот
постепенно отпускает, страшно только, что может повториться в
животном варианте, как уже было однажды; тогда кажется, что
жалят не пчелы, а змеи. Половина третьего.
Решено кончить наши записки, пока еще светло и мы в норме.
Одному из нас придется пойти в поселок, после сиесты будет уже
слишком поздно, мы не успеем вернуться, а остаться на всю ночь
одним и без лекарств - это... Воздух сиесты не колыхнется, в
комнатах жара; земля, навесы, крыша раскалены, как угли. Умерло
еще несколько манкуспии, но остальные ведут себя тихо, и только
вблизи слышно их прерывистое дыхание. Одна из нас все еще
верит, что нам удастся продать их, что мы должны идти в
поселок. Другой пишет эти строки и уже почти ни во что не
верит. Скорей бы кончилась жара; скорей бы ночь. Выходим мы
почти что в семь; под навесом еще осталось немного корма: мы
вытрясаем из мешков с овсом мелкую пыльцу и бережно подбираем
каждую щепотку. Манкуспии принюхиваются, и в клетках начинается
дикая возня. Мы не решаемся выпустить их, лучше положить ложку
пасты в каждую клетку - так им больше нравится, наверное,
кажется более справедливым. Мертвых манкуспии мы так и
оставляем в клетках; непонятно, почему десять из них пусты и
как часть детенышей оказалась в одном загоне со взрослыми
самцами. Быстро темнеет, в сумерках почти ничего не видно, а
карбидный фонарь украл Припадочный.
Похоже, на дороге у ивового холма появились люди.
Подходящий момент позвать кого-нибудь и попросить сходить в
поселок, время еще есть. То вдруг начинает казаться, что они
следят за нами; народ такой необразованный и смотрит на нас
косо. Лучше не думать; мы с удовольствием закрываем дверь -
здесь, в доме, все такое наше. Потом решили полистать
справочники, предупредить новый приступ Apis'a или еще
какого-нибудь зверя похуже; прервав ужин, мы стали читать
вслух, почти не вслушиваясь. Фразы путаются, налезают одна на
другую, а снаружи все по-прежнему: некоторые манкуспии
подвывают громче, смолкают, и снова слышится их заливистый вой.
"Галлюцинации при Crotalus cascavella носят особый характер"...
Один из нас повторяет название вслух; "Crotalus cascavella" -
гремучая змея, но ведь это одно и то же [2]. Мы довольны: как
хорошо мы теперь понимаем латынь. Наверное, автор справочника
не хотел воздействовать на излишне впечатлительных и не знающих
латыни больных прямым упоминанием животного. И все же имя
страшной змеи произнесено... "Яд ее действует с путающей
быстротой". Приходится читать громче, перекрикивая манкуспий,
вновь разбушевавшихся возле дома, - они скребутся на крыше,
бьются в окна, царапаются у притолок. В некотором смысле это не
так уж странно: вечером мы видели много открытых клеток, но дом
заперт, и лампы в столовой защищают нас своим холодным светом,
пока мы, надрываясь от крика, пополняем наши знания. Все
изложено в справочнике предельно ясно, внятным языком,
доступным любому непредубежденному больному - законченная
картина: цефалея и перевозбуждение, связанное с моментом
засыпания. (К счастью, спать нам не хочется.) Череп сжимает
мозг, как стальной шлем, - отлично сказано. Что-то живое ходит
кругами в голове. (Получается, что дом как бы и есть наша
голова, и кто-то кружит вокруг, и каждое окно, как ухо,
прислушивается к вою манкуспий там, за стеной.) Голова и грудь
сжаты железным каркасом. Докрасна раскаленное железо вогнано в
темя. Насчет темени, впрочем, мы не уверены; свет начинает
мигать и понемному гаснет; мы забыли с вечера включить движок.
Когда строк уже не различить, мы зажигаем свечу и ставим ее
рядом с книгой - надо узнать все до конца о симптомах, когда
уже знаешь, потом легче. Колющие проникающие боли в правом
виске, эта ужасная змея, чей яд действует с пугающей быстротой
(это мы уже читали, так легко сбиться при свече), что-то живое
ходит кругами в голове, и это мы читали, все правильно, что-то
живое ходит кругами. Но мы спокойны, снаружи еще хуже, если оно
есть, это снаружи.
1 2 3 4 5 6