Ночью на спине, лицом кверху
Рассказ
(Из книги "Конец игры")

Перевод Г. Полонской

И наступало время, когда выходили они выслеживать врагов; это
называлось у них священной войной.
Дойдя до середины гостиничного холла, он подумал, что, должно быть, уже
поздно, торопливо вышел на улицу и вывел мотоцикл из укромного уголка, куда
портье из соседнего дома позволил его поставить. Часы на ювелирном магазине
на углу показывали без десяти девять; времени, чтобы добраться до места, у
него было с избытком. Солнце просачивалось между высокими зданиями
городского центра, и он - ведь, думая, он не называл себя по имени
- оседлал машину, предвкушая прогулку. Мотоцикл под ним взревел, и края
брюк вздулись от свежего ветра.
Проехав по Центральной улице, он миновал здания министерств (розовое и
белое) и несколько магазинов со сверкающими витринами. Теперь начиналась
самая приятная часть пути, настоящая аллея: длинная улица, обсаженная
деревьями, движения почти никакого, просторные виллы по обеим сторонам в
окружении садов, подступавших к самым тротуарам и едва отделенных от них
низкими изгородями. Он ехал, как и полагалось, по правой стороне, но,
возможно, был слегка рассеян и позволил себе залюбоваться сверканием, легким
трепетом занимающегося дня. Вероятно, невольная расслабленность помешала ему
избежать катастрофы. Он увидел, как на углу остановилась женщина и вдруг
кинулась ему наперерез, несмотря на красный свет, но было уже поздно
что-либо предпринять. Он нажал на ручной тормоз, стал тормозить ногой,
вывернул налево; и вслед за тем услыхал крик женщины, почувствовал удар и
тут же лишился зрения. Будто внезапно уснул.
Очнулся он сразу. Четверо или пятеро молодых мужчин вытаскивали его
из-под мотоцикла. На губах был соленый вкус крови, ныло колено; когда его
подняли, он закричал - не мог вынести давящей тяжести в правой руке. До
него донеслись голоса - шутки, слова ободрения, - но голоса эти словно не
имели ничего общего со склонившимися над ним лицами. Его обрадовало лишь
замечание, что, заворачивая за угол, он держался правой стороны. Стараясь
подавить приступ тошноты, которая подкатила к горлу, он спросил о женщине.
По дороге к ближайшей аптеке, куда его понесли в той же позе, в какой
подняли - на спине, лицом кверху, он узнал, что виновница катастрофы
отделалась царапинами на ногах. "Вы ее только слегка задели, но от удара
машина опрокинулась..." Споры очевидцев, описание подробностей, тихо, тихо,
развернитесь в дверях, вот так, хорошо, и кто-то в халате дает ему питье, от
которого он чувствует себя бодрее в полутьме маленькой аптеки.
Полицейская скорая помощь прибыла через пять минут, и его переложили на
матерчатые носилки, где можно было устроиться поудобнее. Четко и ясно,
однако сознавая, что находится в состоянии сильного шока, он назвал
сопровождавшему его полицейскому свой адрес. Рука почти не болела; из
рассеченной брови сочилась и растекалась по всему лицу кровь. Раз или два он
слизнул ее с губ. Он чувствовал себя сносно, что ж - несчастный случай, не
повезло; неделя-другая в постели - и все. Полицейский сказал, что мотоцикл,
кажется, не слишком пострадал. "Еще бы, - заметил он, - я его
прикрыл собою..." Оба засмеялись, полицейский протянул ему руку на прощание,
когда они прибыли в больницу, и пожелал ему удачи. Тошнота понемногу
возвращалась; когда его на каталке везли в корпус в глубь двора мимо
деревьев с птицами на ветвях, он закрыл глаза, и ему захотелось уснуть или
получить наркоз. Но его долго продержали в какой-то комнате, где пахло
больницей, - заполняли карточки, сняли одежду и надели жесткое сероватое
белье. С рукой обращались бережно, и ему не было больно. Сестры все время
шутили, и, если бы не спазмы в желудке, он чувствовал бы себя очень хорошо,
был бы почти доволен.
Его отвезли в рентгеновский кабинет, минут через двадцать, словно
черную плиту, положили на грудь еще мокрую пленку и перевезли в
операционную. К каталке подошел высокий сухощавый человек, весь в белом, и
принялся разглядывать снимок. Женские руки поправили ему голову, он
почувствовал, его перекладывают на другую каталку. Снова подошел человек в
белом - улыбаясь и держа в руке что-то блестящее. Он похлопал его по щеке и
сделал знак кому-то позади себя.
Это был странный сон, весь наполненный запахами, а ему никогда не
снились запахи. Сначала пахло болотом, так как слева от дороги сразу
начиналась трясина, топь, из которой никому не удавалось выбраться. Но запах
болота исчез, и вместо него потянуло чем-то густым и темным, как ночь, в
которую он уходил от преследования ацтеков. И все было так просто, понятно,
он должен был бежать от ацтеков, которые вышли на охоту, - то была охота на
человека, и укрыться, спастись он мог только в дебрях первобытного леса,
если не потеряет узкую тропу, известную только им, мотекам.
Более всего его донимал запах, словно в абсолютном приятии сна что-то
еще восставало против того непривычного, что до сих пор не участвовало в
игре. "Пахнет войной", - подумал он, инстинктивно хватаясь за каменный
кинжал, засунутый за тканый шерстяной пояс. Внезапный звук заставил его
пригнуться и дрожа замереть на месте. В самом этом страхе не было ничего
удивительного, сны его всегда были наполнены страхом. Он затаился, укрытый
ветвистыми кустами и беззвездной ночью.
1 2 3 4