Хулио Кортасар.
Отрава
Рассказ
(Из книги "Конец игры")

Перевод Н. Снетковой

В субботу дядя Карлос приехал часам к двенадцати и привез машину для
уничтожения муравьев. Накануне за столом он сказал, что поедет за ней, и мы
с сестрой ожидали увидеть огромное, грозное и мощное сооружение.
Бандфилдские черные муравьи были нашими давнишними знакомцами; едят они все
подряд, муравейники устраивают в земле и в фундаменте домов, прогрызая
скрытые от глаз дыры в том укромном месте, где дом уходит под землю, но
черным муравьям нигде не укрыться, когда они цепочкой снуют взад-вперед,
таща кусочки листьев, которые на самом-то деле не просто кусочки листьев, а
кусочки растений из нашего сада; вот именно поэтому мама и дядя Карлос
решили купить машину для уничтожения муравьев и покончить с ними.
Помню, что первой дядю Карлоса увидела сестра, она увидела, как он едет
по улице Родригеса Пеньи со станции на извозчике, и с криком ворвалась в
боковой проулок: "Дядя Карлос едет, машину везет!" Я стоял в кустах бирючины
- они росли вдоль ограды между нашим садом и садом Лилы, и мы с ней
разговаривали через эту проволочную ограду, я ей рассказывал, что после
обеда мы испробуем машину, и Лиле это было интересно, но, конечно, не очень,
потому что и машины, и муравьи девочек не очень занимают, и внимание Лилы
привлек к себе только дым, который должен был повалить из машины и убить
всех муравьев.
Услышав громкие крики сестры, я сказал Лиле, чтобы она тоже шла
помогать сгружать машину, а сам с боевым кличем индейцев помчался по
проулку; бежал я особым способом, который сам недавно изобрел, не сгибая
коленей и как бы поддавая ногой мяч. Я даже ничуть при этом не уставал,
словно бы не бежал, а летел, но все же полет этот был совсем не такой, как в
том сне, что мне тогда все время снился: будто бы я как-то слегка
поворачиваю свой корпус и отрываюсь от земли, взлетаю сантиметров на
двадцать, и даже передать невозможно, до чего же чудесно лететь над широкими
улицами, то поднимаясь повыше, то снижаясь почти до земли, и просыпаться во
сне и будто бы знать, что вот теперь-то ты летишь на самом деле, а до того
тебе это только снилось, зато вот теперь ты летишь - летишь; а просыпаясь
по-настоящему, я всякий раз словно ударялся, падая наземь, и становилось так
тоскливо опять возвращаться на землю и опять - хочешь не хочешь - ходить
по ней. Шагом или бегом - все равно тяжело. Немного напоминал полет только
вот этот изобретенный мной способ бегать в кедах, словно поддавая ногой мяч.
Мне даже казалось, что все это во сне, но все равно - тут и сравнивать
нечего.
У ворот уже стояли мама и бабушка, они разговаривали с дядей Карлосом и
с извозчиком. Я подошел не торопясь, иногда мне хотелось, чтобы меня
дожидались; и вот мы с сестрой стоим и смотрим на упакованный в бумагу и
обвязанный множеством веревок тюк, который дядя Карлос с извозчиком спускают
на дорогу. Сперва я подумал, что это лишь какая-то часть машины, но сразу же
понял, что это и есть сама машина, вся целиком, и она показалась мне такой
маленькой, что у меня упало сердце. Впечатление от машины улучшилось, когда
мы ее вносили, потому что, помогая дяде Карлосу, я понял, что машина очень
тяжелая, и эта ее тяжесть заставила поверить в ее мощь. Я сам снял с машины
веревки и бумагу, потому что мама и дядя Карлос занялись маленьким
пакетиком, вытащили из него жестянку с отравой и тут же сообщили нам, что
трогать жестянку нельзя и что уже несколько человек умерли в муках из-за
того, что трогали жестянку. Сестра тут же отошла от нас, сразу утратив
всякий интерес, и еще она, конечно, немножко испугалась, и я посмотрел на
маму, и мы засмеялись, ведь вся эта речь предназначалась для сестры, а мне
разрешается трогать и машину, и жестянку с отравой, и вообще все.
Выглядела эта машина не очень-то здорово, не как настоящая машина, у
которой было бы по крайней мере хоть колесо и оно бы вертелось, или хоть
свисток, из которого вырывалась бы струя пара. Наша машина походила на
черную железную печку, она стояла на трех выгнутых ножках, одна дверца -
для углей, другая - для отравы, а сверху из нее вылезала гармошка
гофрированной металлической трубы, к которой присоединялась еще одна трубка
- резиновая с наконечником. За завтраком мама прочитала нам инструкцию по
обращению с машиной, и всякий раз, как она доходила до какого-нибудь места,
где говорилось об отраве, мы все смотрели на сестру, и бабушка уже в который
раз рассказывала, что во Флоресе трое детей погибли оттого, что трогали
жестянку с отравой. Мы уже видели череп на ее крышке, и дядя Карлос нашел
старую ложку и сказал, что ею мы будем наливать отраву и что все части
машины будут храниться на верхней полке в кладовке, где лежат всякие
инструменты. На улице была жарища, ведь уже наступил январь, но арбуз мы ели
холодный-прехолодный, его черные косточки наводили меня на мысль о муравьях.
После сьесты, очень и очень долгой - сестра читала детский журнал, а я
в патьо разбирал марки - мы вышли в сад, и дядя Карлос установил машину на
круглой лужайке, где висели гамаки и постоянно появлялись все новые
муравейники. Бабушка припасла угли, чтобы набить ими топку, а я, замешав
глину мастерком, изготовил в старом тазу замечательную замазку. Мама и
сестра уселись в плетеные кресла, они хотели все видеть, а Лила смотрела
сквозь ветки бирючины, пока мы ей не крикнули, чтобы шла к нам, но она
сказала, что мама не разрешила и что она и так все видит.
1 2 3 4 5 6