Бедный Абель, такой одинокий и все чего-то ищет, ищет.
«Если бы он действительно искал, он бы нас давно нашел», – подумал Хуан.
Он пересек улицу Свободы, потом Талькауано. По четвергам Заведение было освещено особенно ярко. Ни одна аудитория не простаивает. В один поток вместо тысячи слушателей набивают шесть. Вот, наверное, Мента жалеет, что не заполучил своего Кэванаха. Сидит там, в своем кабинете, в темно-синем или черном костюме, просматривает счета, благожелательно принимает посетителей: мы полагаем, что следует повторить курс Достоевского и Рикардо Гуиральдеса. Слишком много времени уходит на журналы Центральной Америки. Когда откроется фильмотека? Доктор Мента сожалеет, но 31-я аудитория на шесть недель отдается Пересу Гальдосу. «Нелегко руководить Заведением», – подумал Хуан. Он взбежал по лестнице, перемахивая через две ступеньки, и чуть не столкнулся с курносым Гомесом, который мчался по лестнице вниз.
– Скажи честно – рвешь когти от полиции?
– Хуже – от толстухи Маерс, – сказал курносый. – Если меня сцапает, начнет распространяться про теорию Дарвина и поведение антропоидов.
– Мамочка родная, – сказал Хуан.
– Или про свое семейство – о родственниках, о сестре, которая живет в Рамос Мехиа. Ну, пока. У тебя все в порядке?
– В порядке. А у тебя?
– У меня –
сказал курносый и мрачно удалился.
Хуан прошел через галерею во дворик, где – конечно же – находилась – разъяренная – Клара. Он подошел к ней сзади и пощекотал.
– Ненавижу, – сказала Клара, протягивая ему оставшийся кусок шоколадки.
– От тебя пахнет днем рождения. Подвинься, я сяду. Ты похожа на жертву, на подопытное животное. Доктор Мента сожалеет.
– Негодяй.
– И одариваешь меня благодатью, какой дарят родники и холмы.
– Уже двадцать минут девятого.
– Да, время бежит и утекает сквозь пальцы.

Время подобно ребенку,
ведомому за руку:
смотрит назад…

Этот хайку я написал два года назад, представь себе… Клара, в этом пакете – чудесный цветной кочан.
– Ешь его сам, а не хочешь – сблюй. И кроме того, говорят: не цветной кочан, а цветная капуста.
– Этот кочан – не для того, чтобы есть, – пояснил Хуан. – А для того, чтобы носить его в пакете и время от времени восхищаться им. Я полагаю, что сейчас самый момент, чтобы восхититься цветным кочаном. А потому…
– Я бы предпочла вовсе не видеть твоей капусты, – сказала Клара гордо.
– Ну, взгляни хоть одним глазком, просто для знакомства. Я отдал за него два девяносто на рынке «Дель Плата». Я не мог устоять перед его красотой, вошел в лавочку, и мне его завернули. Он прекраснее, чем фламинго, а ты знаешь, что я… Ну, посмотри…
– Замечательная капуста, я и так вижу, не разворачивай, пожалуйста.
– Он похож на глаз насекомого, увеличенный в тысячи раз, – сказал Хуан, проводя пальцем по плотной сероватой поверхности. – Подумай только, ведь это цветок, огромный цветок капусты, цветной кочан. Че, да он похож еще и на растительный мозг. О цветной кочан, какие в тебе мысли?
– Поэтому ты и опоздал?
– Да. А еще я звонил твоему отцу, он приглашает нас завтра на обед; и еще я смотрел на Абеля.
– Умеешь терять время, – сказала Клара. – Абель, папа… Нет, уж лучше цветная капуста.
– И еще я надеялся, что ты простишь меня, – сказал Хуан. – Не говоря уже о том, что мы как раз поспели, чтобы немного послушать Мойяно. Как он ласкает голосом! Наверное, может довести до оргазма и по телефону.
– Балда.
– Да, конечно. Но этот тип читает с таким совершенством, что абсолютно не важным становится сам текст. Мне нравятся три блондиночки, которые сидят в первом ряду и пожирают его глазами. Бедный радиокавалер. Погоди, я заверну кочан как следует, а то как бы не испортить это цветочудо, этот цельнолитой цветной кочан, эту грандиозную цветосилу, этот цветосмысл.
Слева, из аудитории, находившейся в начале галереи, доносилась словно молитва, приглушенная стеклянной дверью. «Бальмеса читают, – подумала Клара, – или Хавьера де Виану».
Двое молодых людей вбежали, разъединились, чтобы прочитать объявления на дверях, обменялись сердитыми знаками. Бац! И без колебаний – на «Волчий романс», читает Галиано Сифреди. Парень в больших очках прилежно читал девиз Заведения, золотыми буквами выведенный на стене:

«L'art de la lecture doit laisser l'imagination
de l'auditeur, sinon tout а fait tibre, du
moins pouvant croire а sa libertй».
Stendhal' «Искусство чтения должно оставлять воображению слушателя если не полную свободу, то по крайней мере возможность верить в свою свободу». Стендаль (фр).



(Однако никто не догадывался, что фраза эта принадлежала Андре Жиду, а доктору Менте ее продали за стендалевскую.)
«Главное – сколотить набор апокрифических идей, – подумала Клара. – Заставить знаменитость произнести то, что она должна была произнести, но не произнесла: приладить ко времени, вложить в уста Цезаря то, что долженствует исходить из уст Цезаря, даже пусть это было сказано Фридрихом II или Иригойеном…»
– Пошли, – сказал Хуан, беря ее под руку. – Пока есть свободные места.
На середине лестницы они остановились, чтобы как следует разглядеть бюст Каракаллы. Кларе нравился властный рисунок его бровей, сходившихся над глазами, словно мосты. Проходя мимо, она всегда ласково дотрагивалась до него, сожалея, что вырез ноздрей придавал лицу Каракаллы подловатое выражение.
– В один прекрасный день он тебя укусит за руку. Каракалла, он такой.
– Кесари не кусаются. Тем более кесарь с таким ласковым именем – Каракалла, владыка римлян.
– Ничего ласкового в его имени нет, – сказал Хуан. – Как удар хлыста.
– Ты путаешь с Калигулой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12