Была бы как Джонни, а то и хуже… Но сама я ничего этого не помнила. Только оранжевые огни такси, от которого я увернулась, – и все. Лишь безымянный цвет вокруг.
– Видишь, пап, у меня всё как у мамы. Это пряталось во мне, как и в ней, ждало своего часа.
Я заставила себя открыть глаза и повернуть голову так, чтобы видеть его. Папино лицо было мертвенно-бледным. На впалых щеках и под глазами залегли темные тени. Я ждала, что он что-нибудь скажет, попытается ответить, и вдруг поняла, что отец не в силах говорить. Он старался сдержать слезы. От тишины мне стало не по себе, и я попробовала разрядить обстановку:
– Пап, а ты знал, что когда людей уносят с места аварии, то их кладут на доску со специальным покрытием? Классная штука! А вокруг головы обертывают штуку вроде губки – на случай, если шея сломана.
Эта губка – такая мерзость: лежишь, шелохнуться не можешь, все вокруг приглушено… Прямой путь к клаустрофобии. Пялишься в потолок, а над тобой мелькают чьи-то лица, чего-то спрашивают, фальшиво лыбятся…
– Права, конечно, отберут. Думаю, года на три. А вот значка мне больше не видать – это факт. Кеб списали. «Фарэвеи» вообще-то мощные, но плохо сочетаются с грузовиками. Бедная Мэв, наверное, в гробу перевернулась.
– Что ты будешь делать? – Голос у отца был совсем слабый.
– Без понятия. – Мой голос не лучше. – Воды еще не нальешь?
Отец наполнил стакан из кувшина. Постаравшись не касаться папиных пальцев, я взяла стакан и отпила глоток. Отец снова устроился на стуле. Руки на коленях, пальцы сплетены.
– Я тебя видел. – Он робко покосился на меня. – На заупокойной службе. Видел, как ты убежала. Заметил только тогда, когда ты была уже у холма. Глаза у меня уже не те, но я знал, что это ты… Там еще был мужчина в спортивном автомобиле, он побежал за тобой. И я слышал, как он зовет тебя по имени… Почему ты убежала?
– Я и не собиралась там быть. Мужчина, которого ты видел… Он заманил меня туда.
– А-а… – У отца был разочарованный вид. – А я думал…
– Нет. – Я сделала еще глоток и поставила стакан в сторону. Как же мне хотелось остаться одной. – Слушай, может, пойдешь? Я хочу отдохнуть.
Отец будто и не слышал:
– Кэтрин, я знаю, что наломал немало дров. Я просто не мог после… Ты так похожа на нее.
– Папа, я не хочу этого слышать.
– Я был рад, когда ты ушла к Мэв. Я не знал, как справиться с тобой. Как справиться со всем. Когда мне предложили раньше срока уйти на пенсию, это было такое облегчение…
– Папа, сделай одолжение – мне из легкого эту хрень откачивают…
– Мэв была так добра. Ты ведь, наверное, и не знала, что она постоянно приходила и помогала мне с уборкой? Она оставалась на чашку чая и рассказывала, как у тебя дела…
– Папа …
Внутри все дрожало и дергалось, я хватала ртом воздух.
Как же он постарел. Стал одним из тех усохших, дряхлых старичков, которые бредут от автобусной остановки с сумкой, набитой продуктами; у них печальные худые лица и непомерно большие уши.
– Извини, я не хотел огорчать тебя и утомлять. Просто когда этот человек позвонил и сказал, что ты здесь…
– Какой еще человек?
– Я так беспокоился за тебя, Кэтрин. Знаю, прошлого не поправишь, но я надеялся… я надеюсь, что мы сможем быть друзьями. Хочешь, поживи у нас с Патрицией, когда тебя выпишут. Тебе же нужно будет время, чтобы прийти в себя, встать на ноги.
– Эй, погоди. – В голове у меня бушевала целая лавина. Факты, воспоминания разъезжались, ускользали, я не знала, за что ухватиться. И выпалила наугад: – Что еще за Патриция?
Покраснел! Мой отец покраснел!
– Это… моя знакомая дама.
– Твоя – кто ?
– Мы вместе чуть больше года. Я встретил ее в группе психологической поддержки для перенесших душевную травму.
Он – в группе психологической…
Отец выпрямился на стуле. И будто вырос дюйма на три, прямо у меня на глазах. Мне нужен кодеин – срочно.
– Я должен был как-то помочь себе. Почти четырнадцать лет я прятался от мира. Четырнадцать лет. Да, я обязан был уделять Мэри больше внимания. Да, я обязан был стать для тебя гораздо лучшим отцом. Но прошлое не изменишь, ведь так?
Чудно слышать, как он произносит ее имя.
– Не могу представить, как ты сидишь в библиотеке, или в церкви, или еще где и изливаешь душу перед незнакомыми людьми.
– Знаю. Странно, да? – Папа нервно хмыкнул, но его лицо тотчас снова стало серьезным. – Кэтрин, я любил твою мать даже больше, чем… Но теперь… Теперь я встретил Патрицию. Она… замечательная.
– Замечательная? – Резкий укол в ребрах. Отец снова покраснел. Меня сейчас вывернет! – Да. Замечательная. Она прекрасная женщина. Заупокойная служба – это ее идея.
Неужели папа действительно мог измениться? Сначала я этого не заметила, но он заговорил о Патриции – и я уже вижу… Тот же макинтош, надраенные до блеска ботинки, ручка в нагрудном кармане, та же манера сплетать пальцы – но, похоже, он обрел смысл в жизни. У него есть женщина по имени Патриция – и у нее бывают идеи.
– А сюда заявиться – это тоже ее идея?
– Нет. Это уже моя. Мне давно следовало прийти, но мы уезжали на неделю в Париж. Вернулись только сегодня утром. Тогда я и получил сообщение.
Мой отец и какая-то женщина… Залезают на Эйфелеву башню, гуляют вдоль Сены, ходят по Лувру, лопают улиток… Возвращаются домой…
– Какое сообщение? Кто тебе сказал, что я здесь?
– Сообщение на автоответчике. От какого-то Джейми.
– Джейми? Не знаю никакого Джейми.
Папа был озадачен:
– А я думал, что это тот мужчина, который тогда бросился за тобой. В спортивной машине.
– Папа, а ты уверен, что его зовут не Крэйг?
– Конечно, уверен. Джейми Лоуренс. Именно так.
На этом мои силы кончились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83