Словно могла вызвать ее дух!В доме стоял чуть заметный запах печеного. На кухне на проволочной полке лежало два еще горячих коржа бисквитного торта, ожидая, когда их намажут джемом и сливками и положат на блюдо. Грейс надеялась, что это означает: Нэнси недалеко. Ей так необходимо было сесть рядом с сестрой и выяснить, абсолютно и определенно, какие чувства Нэнси испытывает к Джону Крамеру. Сейчас это был решающий вопрос.Она подошла и прикоснулась к торту. Он еще не остыл. Из гостиной послышался шум. Скрип половиц.– Нэнси? – Грейс почувствовала легкий трепет.– Это я, дорогая!На кушетке в гостиной сидела мама, явно чем-то взволнованная, и что-то быстро прятала в деревянную шкатулку.– Ты хорошо провела время? – спросила она.– Что у вас тут происходит? – поинтересовалась Грейс.– Ничего особенного. Я почему-то думала, что ты вернешься завтра. У тебя все в порядке?– Прекрасно. Просто я решила, что пора вернуться.– Я приготовлю чай? Там на кухне стынут коржи для торта, я испекла их сама.Не дожидаясь ответа, Кэтрин встала, засунула шкатулку в нижнее отделение серванта, рядом с бутылками спиртного, и удалилась на кухню.Сидя на кушетке, ожидая мать и слушая отдаленный звон посуды из кухни, Грейс пыталась догадаться, что происходит в доме. Ее мучило искушение заглянуть в шкатулку, но она знала, что это было бы грехом.– Что ты делала? – спросила она, когда Кэтрин наконец вернулась.– Ничего особенного. – Она поставила поднос на низкий стол и примостилась на краешке стула. – Впрочем, я рада, что ты вернулась. Мы сможем поговорить. – Она орудовала ситечком и щипцами.– О чем? – Грейс вылила пролитый на блюдце чай обратно в свою чашку. Вообще-то она догадалась, что происходит. Нэнси ее давно предупредила.– Это касается твоей колонки, дорогая. Такая великолепная возможность! Каждую неделю тебя читает множество людей. На твоем месте, будь я в твоем возрасте...– Но?..– Неделю за неделей ты пишешь только о последних стилях причесок, танцевальных клубах, где лучше всего готовят рыбу, о том, как добиться, чтобы шуба из чернобурки не оставляла волосков на платье, и так далее. Если честно, по-моему, ты можешь рассказывать людям о чем-нибудь более существенном!Грейс посмотрела на торт. Его устрашающий размер. Вот опять многолетнее непонимание между ними; Кэтрин разочарована в ней. Так было, когда она ушла из университета, когда поступила на работу в «Пирсон и Пирсон». В те времена Кэтрин активно работала в СПОЖ, с важным видом патрулировала по Хэмпстеду в нелепом мундире, одергивая пьяных и выгоняя парочки с Пустоши. Что бы ни делала Грейс, мама всегда была ею недовольна!– Колонка рассказывает о том, что происходит в Уэст-Энде. А ты бы хотела, чтобы я о чем писала?Ну зачем спрашивать, когда ответ так очевиден? Кэтрин поставила чашку и блюдечко на поднос.– В стране есть тысячи и тысячи женщин, голоса которых не слышны, когда это наиболее важно. Твоя родная сестра одна из них.– Мамочка, я не виновата, что ты не выиграла свою битву. Я живу своей жизнью. Или я должна жить твоей?– Битва не проиграна! Мы одержали частичную победу и продолжаем бороться!– Прости, – сказала Грейс. – Я не хотела приуменьшить твои заслуги. Я просто хочу... Ах, ничего. – Она посмотрела на мать. Нахмурилась. Что-то было не так! Она ожидала этого выговора, но Кэтрин, похоже, даже не обратила внимания на ее тираду. – Мама, что происходит? Я знаю, тебе не нравится моя колонка, но происходит что-то еще!Кэтрин покачала головой:– Не понимаю, о чем ты?– Что в шкатулке, мама?– Да так, фотографии.– Не возражаешь, если я посмотрю? – Не дожидаясь ответа, Грейс прошла к серванту, вытащила шкатулку и открыла ее.– Посмотри, – сказала Кэтрин. – Это всего лишь фотографии.В шкатулке было только три фотографии. Официальные группы, снятые в студии, каждая в картонной рамке. На одной Грейс и Нэнси в возрасте шести и пяти лет соответственно, в одинаковых платьицах на лямках, обнимающие за плечи крошечного мальчика, сидящего между ними, – тощего, с длинными волосами, в нелепом кружевном воротнике и гольфах.– Шеридан, – узнала Грейс.На второй фотографии были изображены родители детей. Женщины сидели в креслах. Круглое молодое лицо Кэтрин выглядело свежим и умным, Амелии роскошные черные волосы и кошачьи глаза придавали экзотический вид. За ними стоял папа с копной преждевременно поседевших непослушных волос и в круглых очках, которые придавали ему сходство с безумным профессором, и Эдвард Шапкотт, на добрых шесть дюймов выше, с огромными плечами и пронзительным взглядом.На третьей фотографии собралась вся группа. Тщательно приглядевшись, можно было увидеть, что снимок сделан после довольно долгой подготовки. На лицах детей была написана скука и нетерпение, словно они не могли дождаться момента, когда снова смогут приняться за игру. Взрослые сидели чопорно и неподвижно.– Я их никогда раньше не видела, – сказала Грейс.– Они ужасны, не так ли? Фотограф был никудышным.– Я бы не сказала, что они так уж плохи. Впрочем, они не из нашей коллекции, так ведь? Откуда они?Но Кэтрин, похоже, была полностью поглощена протиранием очков.– Они принадлежат Шеридану? – Грейс с самого начала поняла, что права. – Это он их принес?– Да, он. – Мать на мгновение надела очки. Затем, неудовлетворенная, снова их сняла, подула на линзы и продолжила протирание. – Славный мальчик. Он говорит, что вы тогда дружили?– Это верно. Ну так что, мама?..– Он хотел поговорить со мной о своих родителях. Особенно о матери. Путешествует по своей памяти. Знаешь, он довольно одинок.Грейс посмотрела на мать. В ее словах был здравый смысл, и говорила она вполне нормально, но Кэтрин явно была не в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86