– Зачем об этом беспокоиться? Праздник же продолжается, правда? Давай жить сегодняшним днем, Грейс! Наслаждайся тем, что у нас есть сейчас. Я поступаю именно так!Он выдвинул вперед руку с сигаретой, и пепел упал на ковер. Грейс поняла, что он думает о Еве. Когда-то он сказал, что Ева жила только сегодняшним днем. Она не была предназначена для того, чтобы остепениться, говорил он. Ее невозможно представить старой.
В этот вечер они ели в низкосортном ресторанчике за углом библиотеки, на Марилебон-роуд. Скатерти были грязные и липкие. Мясо кролика ужасно. Вино, которым они все это запивали, било в нос уксусом, но они все равно его пили, посмеиваясь над сеансом.– Кто внушил этой ясновидящей, что ей идет желтое?– Единственный дух, с которым она общается, появляется из бутылки джина. Клянусь, я и в конце комнаты чувствовал запах ее дыхания!После обеда они отправились в «Сайрос», чтобы выпить хорошего вина, потанцевать и опять выпить. А позже, здесь, в тишине кабинета Обри Пирсона, обучая О'Коннелла пускать кольца сигаретного дыма («Нет, не так. Сомкни губы вот так, вот так, Дьявол!»), Грейс подумала о Маккеллар, кричащей о падающей девочке, и о выражении лица О'Коннелла, когда он поднялся и потянул ее за собой.– Я не могу жить только сегодняшним днем, – возразила Грейс. – Я не Ева! Я хочу прожить долгую счастливую жизнь, и меня очень беспокоит будущее. Если ты со мной не согласен, тогда, думаю, его у нас нет! Я хочу сказать, будущего.– Ну, не знаю насчет будущего, но сейчас я люблю тебя, Грейс! – О'Коннелл промокнул лоб салфеткой.– Любишь? – Она чуть не взвизгнула от удивления.– А почему мне хочется видеть тебя из ночи в ночь? Не знаю, чем все между нами закончится, но могу сказать с уверенностью: ты возбуждаешь во мне желание.– Я возбуждаю в тебе желание?– Ты удовлетворяешь мое желание, но оно становится все сильнее, и ты мне все больше нужна, чтобы удовлетворять его снова и снова!Это заявление, конечно, взволновало ее. Ведь они повинуются порыву, только и всего. Ими движет неуемная энергия, которая рано или поздно, конечно, истощится. Грейс выпустила еще одно кольцо дыма, чтобы дать себе время придумать ответ.– Ты как-то сказал, что думаешь, будто я хочу быть известной. По-настоящему известной. Помнишь?– Что-то в этом роде.– Что ж, ты был прав. Именно этого я хочу. Для меня это и есть любовь. Глубокое взаимопонимание между людьми.– Ты считаешь, у нас с тобой оно есть?– Я знаю, что мне хочется, чтобы у нас оно было. Я расскажу тебе то, о чем никогда никому не говорила. То, что ты обязательно должен знать, если хочешь когда-нибудь по-настоящему понять меня. А затем послушать твой ответ.– Я открою тебе себя, если ты мне откроешь себя.– Я не хочу, чтобы у нас были секреты друг от друга.Он кивнул и отхлебнул вина.– У меня был роман с мужем моей сестры. Фактически это было больше чем роман. Наши отношения продолжались не один год и закончились только тогда, когда выяснилось, что она беременна своим первым ребенком. Полагаю, беременность прояснила мне серьезность ситуации; я поняла, во что вмешалась, что он принадлежит ей, а не мне. И что, если я не хочу навсегда потерять сестру, он должен принадлежать только ей!Она повернулась и взглянула на него. Игривость исчезла с его лица. Он слушал ее со всей серьезностью.– Нэнси ни о чем не догадывалась, – продолжала она. – А теперь я не могу ей сказать, даже если бы хотела. Он умер, и я ответственна за нее и за ее детей. Я не могу сделать или сказать что-нибудь такое, что могло бы повредить семье. Все в прошлом, и мне ничего не остается делать, как только держать все в себе. Но прошлое всегда невольно наносит вред настоящему!Ничего, кроме тиканья настенных часов мистера Обри. Свист проехавшей машины. Кабинет на мгновение осветился ее фарами.– Это многое объясняет, – сказал О'Коннелл.– Что, например?Он не стал вдаваться в подробности, а только сидел и смотрел на деревянные ножки кресла для гостей Обри Пирсона. Ножки, имеющие форму странных пружинистых спиралей и выглядящие так, будто они не могут выдержать человеческий вес.– Итак, теперь ты знаешь самую темную страницу моей жизни. Я открылась тебе и хочу, чтобы ты сделал то же самое!Она разжигала его желание. На его лице появилась хитрая улыбка, и он поставил бутылку. Потянулся к ней.– Нет, – отстранилась она. – Расскажи о себе. Что произошло между тобой, Крамером и Евой в прошлом? Расскажи, что происходило, когда ты писал «Видение»?
Рассвет застал Грейс сидящей в комнате Феликса и наблюдающей за его сном. Он лежал на спине, забросив над головой ручки. Войдя в комнату, она потревожила его, и он широко открыл глаза. Испугавшись, мальчик захныкал. Но стоило ей положить руку ему на грудь и сказать, чтобы он засыпал, крошечные веки снова опустились и дыхание стало ровным и глубоким.Как чудесно, когда есть кому довериться и чувствовать себя в его присутствии в полной безопасности!В голове у Грейс мысли сменяли одна другую с быстротой молнии, и она знала, что идти спать бесполезно. Тревожить Феликса было эгоистично, но ей не хотелось быть одной. В конце концов, в присутствии этого маленького человечка она тоже чувствует себя в полной безопасности!Что она сказала О'Коннеллу, когда он рассказал ей свою историю? Она не могла припомнить. И сказала ли она вообще что-нибудь?– Ты хочешь знать, почему я еще здесь, в Англии? – Он сказал это прямо перед тем, как они покинули кабинет. – Из-за тебя, Грейс! Чтобы быть рядом с тобой. Больше здесь меня ничто не держит!Он протянул к ней руку, но она отодвинулась от него. Стала искать в груде хлама свои украшения, чулки.– Я не должен был тебе этого говорить, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86