Его чарльстон производил впечатление... Но как же могло быть иначе? Он, придумавший Модницу, плохой мальчик американской литературы, танцевавший со всеми этими красотками в бриллиантах с толстыми мужьями, которые, несомненно, ревниво наблюдали, притаившись по углам! Ему, безусловно, не требовались уроки у Тини-Вини. Он прекрасно кружил ее по клубу «Лидо», ее ноги едва касались пола. Он заставил ее почувствовать себя невесомой. Эмоции бурлили в ней, находя выход в безудержном смехе. Он тоже улыбался и чувствовал себя молодым человеком, каким был, когда впервые замыслил Веронику.Когда в конце концов они, пошатываясь, запыхавшиеся и растрепанные, прошли с танцевальной площадки за свой столик (Манни Хопкинс, хозяин, освободил его для них, заметив, что они пришли вместе) с хорошим видом на оркестр и специально сегодня приглашенной певицей, Вайолет Ламор, приехавшей прямо с выступления в нью-йоркском «Монмартре», О'Коннелл подозвал официанта и заказал шампанское. Грейс импульсивно повернулась к нему и спросила:– Мы что-то празднуем? Вы закончили ваш роман? Его лицо помрачнело.– Декстер, я беру у вас интервью для газеты! Я должна расспросить вас о романе.– Ах да! – сказал он. – Интервью. Я и забыл о нем.– Это была ваша идея.– И не лучшая.– Дики решил, что, наверное, вы закончили роман.– Он так решил?Они замолчали, увидев официанта с шампанским.Взрыв аплодисментов. Вайолет Ламор вышла к микрофону. Она была крошечного роста и очень худой, но ее голос, когда она запела, оказался потрясающе глубоким и звонким, с налетом трагичности. О'Коннелл растроганно смотрел на нее.Потягивая шампанское, Грейс наблюдала за О'Коннеллом, глядящим на певицу. Она была с ним уже пять часов. Очень скоро вечер закончится, и она вернется в Хэмпстед, к своей семье, к своей лихорадочной, но скучной жизни. Каким-то образом ей придется урвать время, между двумя часами сна и дневной работой у Пирсонов, чтобы накропать членораздельное газетное интервью из того, что, безусловно, закончится вечерним флиртом и какой-то странно напряженной словесной дуэлью, проникнутой чувством, что где-то в глубине души они пришли к взаимопониманию и оба знают, что танцевали не только по необходимости.Или это взаимопонимание лишь плод ее воображения? Не принимает ли она желаемое за действительное?– Эти последние несколько лет... годы вашего молчания...– А! Опять интервью! – Он сделал большие глаза. – Мне бы, как любому нормальному человеку, следовало просто пригласить вас на свидание!– Вы прячетесь от мира, потому что не хотите принадлежать ему. Будучи великим писателем, вы чувствуете себя загнанным в ловушку. Как и будучи плохим мальчиком. Все знали, кто вы на самом деле, и сначала вам это нравилось, но потом вы обнаружили, что больше этого не хотите. Чтобы остаться самим собой, вам было необходимо сбежать! Я не знаю, где вы были все это время и что вы делали, но именно это я и собираюсь узнать.Лицо О'Коннелла смягчилось. Ее рука лежала на столе, и он, дотянувшись, накрыл ее своей ладонью так, что их пальцы соприкоснулись. Только пальцы.– Вы столь же умны, сколь и красивы. Стон.– Как огорчительно, что из всех людей именно вы произносите эти слова.– Простите, что расстроил вас.Его пальцы все еще покоились на ее пальцах. Только кончики. Но этого было достаточно.– Я всего лишь мужчина.– Во всяком случае, я не красавица. Я слишком язвительна. Слишком ершиста. Я хорошо одеваюсь. Я умею подать себя в самом выгодном свете, знаю, где лучше подстричься. Я гораздо более умна, нежели красива. – Из груди у нее вырвался вздох. Ей так хотелось хоть на мгновение положить голову ему на руку. Почувствовать, как его рука гладит ее волосы.– Вы спрашивали о романе. Так вот, нет никакого романа. От меня сейчас не так много осталось. После... За последние несколько лет.– Значит, это некий творческий тупик?– Не совсем. Со мной происходит нечто иное. Сейчас мне нужно узнать совсем другую жизнь. Что-то совершенно отличное от того, что я испытывал раньше. Это послужило бы своего рода топливом для моей дальнейшей работы.Вайолет Ламор запела новую песню. Мрачную песню о нескончаемой бархатистой ночи.– Что же мне сказать в интервью? О романе?– Говорите что хотите. – Теперь его рука все крепче сжимала ее руку. – Скажите то, что хотят услышать ваши читатели. Кто знает, может быть, когда-нибудь это и окажется правдой.Тепло его руки. Меланхоличное пение. Терпкий запах вина. Его ясные глаза, в которых таилось что-то загадочное.– Я не хочу, чтобы этот вечер кончался, – не думая, произнесла она. – Я не хочу домой.Он улыбнулся.– И не возвращайтесь!
Из «Встречи Дайамонд Шарп с Декстером О'Коннеллом»
Поглощая десерт в обществе Декстера О'Коннелла, я испытываю довольно странные чувства. Он не просто автор романов. Он создатель феномена. Я чудовище, обедающее с доктором Франкенштейном (хотя и хорошо одетое чудовище, умеющее безупречно вести себя за столом). Не поймите меня превратно – и до «Видения» были модницы, конечно были. О'Коннелл не виноват в том, что я каждую ночь бываю на танцах. Как не виноваты в этом Луиза Брукс, Клара Боу, Коко Шанель или революция прет-а-порте (хотя, я уверена, вы согласитесь, девушки, что одежда на наших главных улицах и в каталогах сегодня гораздо более стильная!). Но именно О'Коннелл ввел в свой самый первый рассказ слово «модница». Именно О'Коннелл подверг модницу более тщательному изучению, чем все эти сдержанные типы, которые на людях порицали их, а втайне восторгались ими. Он открыл миру бунтующую, двуличную Веронику. И Хелену с ее несчастливым браком с налетом некоей «чертовщинки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86