Уильямс снял очки.
- Вижу.
- Дай-ка мне конверт, - сказал Оренберг. - Чтобы не совать его под валик, адрес почти всегда пишут печатными буквами. В таком случае авторы писем у нас в руках.
Им не приходит в голову, что печатными буквами они заполняют девять бланков из десяти.
Уильямс улыбнулся; с Оренбергом они уже работали вместе.
Подав конверт, он сказал:
- Тебе не повезло. Адрес тоже отпечатан.
Оренберг взял лупу и осмотрел клапан конверта.
- Первым делом мы ищем губную помаду. Но тут у нас мужчина или женщина, не пользующаяся косметикой. - Он засмеялся. - Ладно, давай я пропущу письмо с конвертом через свои чудовищные машины и начну сужать поле поисков.
Говоря, он пытался вытряхнуть что-нибудь из конверта.
- Никогда не знаешь, что там может случайно оказаться... ниточка, волос, иной раз даже обратный адрес.
Уильямс встал.
- Чудес я не жду, Билл. Мы уже говорили об этом раньше.
Но вот одно мне нужно знать как можно скорее.
- Что же?
- Отпечатано ли письмо на казенной машинке? В точку! Оренберг поднял взгляд на Джорджа, снова поражаясь ему. Он до сих пор помнил то убийство борца за гражданские права, когда Уильямс посоветовал ФБР соскрести грязь с внутренней поверхности крыла машины, брошенной в тысяче шестистах милях от места убийства.
С помощью компьютера эксперты определили, что взятые образцы почвы характерны лишь для того района США, где было совершено преступление. Убийца был найден и сознался, после чего известность Уильямса возросла.
Теперь Оренберг понял, что Уильямс разыскивает гражданского государственного служащего и его чудовищные машины наверняка могли помочь в этом. Если это государственный служащий, зарегистрированный во множестве мест, на его поиски уйдет всего несколько часов.
- Я смогу назвать тебе тип машинки, - сказал Оренберг, - фамилию изготовителя, год изготовления, и мы узнаем, казенная это машинка или нет. Потом я проведу анализ бумаги и конверта, они тоже могут оказаться казенного образца. И, кроме того, если удастся, тип и год выпуска ленты, может, тоже казенного образца. Еще я проверю, не использовал ли ранее твой приятель этот лист как подкладку и не оставил ли каких отпечатков. Этого достаточно?
- Я удовольствуюсь половиной, - с улыбкой сказал Уильямс. - Когда будут результаты, позвони мне.
- Вот что еще, - сказал Оренберг. - Если возникнут сложности с анализом бумаги, можно оторвать клочок для спектрографа?
- Один уголок, - сказал Уильямс и ушел.
Оренберг положил письмо на стекло и зажег под ним двухсотваттную лампу. Кабинет его был заставлен компьютерами, микроскопами, рентгеновскими установками, хроматографами, спектрографами, ультрафиолетовым оборудованием, всем этим он пользовался постоянно. Но больше всего полагался на собственное чутье. Зачастую первое исследование с простой лупой давало ему больше, чем вся сложная аппаратура. Вот и теперь он сразу же заметил кое-что, любопытное. Последняя фамилия в списке была допечатана после остальных пяти. Качество печати было иным, и, что еще более важно, интервал был пошире. Измерительный микроскоп тут же подтвердил это. Очевидно, печатавший вынул письмо из машинки, потом вложил снова, чтобы допечатать последнюю фамилию. Действовал он почти безупречно.
Почти.
Оренберг немедля продолжил работу. Он сунул клапан конверта под ультрафиолетовые лучи, край засветился голубовато-белым, и поверх голубовато-белого оказался желтый мазок. Ясно.
Оренберг сделал пометку. Автор письма открывал конверт над паром, и потребовался клей, чтобы снова заклеить его. Причина? Очевидно, автор забыл написать последнюю фамилию... или решил допечатать ее уже позже. Почему?
Оренбергу это ни о чем не говорило, но подобные ключи были нужны Уильямсу. Он взглянул на последнюю фамилию.
Роберт Уорнки.
Час спустя Оренберг сфотографировал и увеличил текст письма. Невооруженным глазом он видел, что это шрифт "цицеро", десять знаков на дюйм. И это была ручная машинка, не электрическая, с легко узнаваемым пропорционным интервалом, каждой букве отводилось от двух до пяти единиц измерения, каждая единица 1/32 или 1/36 дюйма.
По неровной печати он также понял, что печатал не профессионал. Шрифт казался смутно знакомым, и Оренберг терялся в догадках. Он положил увеличенную фотографию на сканер компьютера, хранившего в своей памяти образцы шрифтов всех известных в стране машинок. Потом стал нажимать клавиши. Начал он с "а", "г", "т", "р" и "м", потому что их конфигурация сильно различалась в машинках разного типа.
Через несколько минут после сравнения полдюжины букв количество возможных машинок свелось к семи. Запоминающее устройство компьютера с щелканьем выбросило фотографии их шрифтов.
Оренберг снова взял лупу. Уильямс, как всегда, не ошибся в направлении поиска.
Три из пяти возможных машинок были казенными. Оренберг положил анонимное письмо возле одной из фотографий и стал сличать шрифты. Один шанс на тысячу, думал он.
Один на тысячу. Но все может быть.
10
Пенсильвания-авеню, прекрасный осенний день; в "ягуаре" смеется блондинка; ветерок гонит по тротуарам вдоль больших гранитных зданий опавшие золотистые листья; весь мир сверкает, ощущая живящую октябрьскую свежесть, прохладный воздух убыстряет движение крови, и ты внезапно ощущаешь себя живым, бодрым, энергичным.
Джордж Уильямс давно не ощущал всего этого так остро из-за анонимного письма, похожего на шутку, но не бывшего шуткой; казалось бы, бессмысленного, но имевшего смысл.
Кто-то должен был погибнуть, Уильямс понимал это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77