С того момента, как я вошла в комнату, прошло не менее пяти, длинных как день, минут. За все это время не было сказано ни слова: со мной никто не поздоровался, мне не предложили сесть. Парень позади кресла безразлично смотрел мимо меня, наверное, стену за моей спиной изучал. Мужчина в кресле, напротив, задумчиво смотрел прямо мне в лицо. Он разглядывал меня внимательно, не торопясь, не пропуская ни одного сантиметра и под его немигающим взглядом было так неуютно, что кожа покрылась пупырышками, как после купания в ледяной воде. Наконец, он открыл рот и коротко бросил:
-Садись!.
Небрежным движением руки указал на кресло напротив себя, при этом на пальце у него многоцветным огоньком вспыхнул бриллиант впечатляющей величины. Я покорно опустилась в кресло, сложила руки на коленях и замерла, ожидая продолжения. Отработанным жестом мужчина элегантно стряхнул пепел в хрустальную пепельницу с фигуркой борзой собаки, бегущей по серебрянному ободку. Он выдержал долгую паузу и только посчитав, что произвел на меня нужное впечатление, наконец, заговорил:
-Ты просишь выполнить для тебя кое-какую работу.
Это жесткий, скрипучий голос никак не соответствовал его лощеной внешности. Такой голос больше подошел бы "пахану" в тюремной робе, чем этому ухоженному господину в костюме за несколько тысячи баксов. Но, удивляться тут было нечему, ведь голос являлся частью его истинной сущности. Над всем остальным старательно потрудились парикмахеры, массажисты и портные. Они сделали все, что могли, чтобы сгладить, улучшить, украсить, но вот изменить волчью сущность хозяина было не в их силах.
Я судорожно сглотнула и торопливо кивнула головой, всем своим видом выражая согласие. Немигающий, цепкий взгляд его темных глаз завораживал и лишал меня воли, единственное, на что я была способна, это слушать и подчиняться.
Мужчина говорил медленно, на лице была написана скука и потому создавалось впечатление, что говорит он через силу и никакого интереса к разговору не испытывает:
-Расскажи, что за история приключилась с твоим братом.
Я не могла ответить ему, что раз он знает о брате, то, наверняка, ему известна и сама история. Такая вольность ему вряд ли понравилась бы, поэтому я лишь еще раз согласно кивнула, откашлялась, стараясь проглотить шершавый ком в горле и заговорила. Слова лились непрерывным потоком, одна фраза цеплялась за другую и, на мой взгляд, выходило очень гладко. Я давно заметила, что история рассказанная несколько раз, с каждым разом звучит все более убедительно, если даже она на половину состоит из вранья. Я изложила свою версию случившегося и замолчала, поедая преданным взглядом мужчину в кресле напротив. Он в очередной раз исполнил показательный номер под названием "стряхивание пепла" и сказал:
-Когда просят о такой работе, рассказывают все.
Слово "все" он выделил интонационно и стало ясно, что ему известно то, о чем мне хотелось бы умолчать. Значит, он уже нашел кредиторов Олега! Только они могли рассказать ему о бабкиных сокровищах, ведь других общих знакомых, кроме Машки, конечно, у нас не было, но ей, зная ее болтливость, я ничего не рассказывала. Меня уже стала раздражать и наигранная небрежность его манер и непоколебимая уверенность в своем могуществе, поэтому я ничего не ответила, просто сидела и молча смотрела ему в лицо. Я тоже хорошо помнила совет Моэма в его "Театре": тяните паузу! и собиралась тянуть эту паузу сколько возможно! Мудрый Моэм оказался прав, мой собеседник не выдержал и пустился в объяснения:
-Когда я говорю "все", я имею в виду абсолютно все! Даже то, о чем ты не посчитала нужным упомянуть. Я имею в виду клад!
Он выпалил последние слова и, совсем как плохой актер в последнем акте слабенькой пьесы, торжествующе уставился на меня. Не знаю, чего он от меня ожидал, может думал, что я расчувствуюсь, упаду на колени и буду покаянно посыпать голову пеплом, но тут он здорово ошибся. Ничего, кроме злости, я не чувствовала и моим единственным искренним желанием было схватитить со стола тяжелую пепельницу и запустить ее в его самодовольную рожу. Но я, конечно, не сделала этого, потому что давно усвоила, что следовать душевным порывам не всегда разумно. Вместо этого я пошире распахнула глаза, захлопала ресницами и с максимально доступной мне искренностью воскликнула:
-Но я и не думала ничего утаивать!
-Тем ни менее в своем пространном рассказе, Вы ни одним словом не упомянуле о кладе.
Раньше он обращался ко мне на "ты", а теперь вдруг стал "выкать".
-Неужели на меня упал отблеск богатства моих предков и ты стал меня больше уважать?-ехидно подумала я, но сказала совсем другое:
-Я просто не придала этому значение!
Он саркастически поднял брови, выказывая сомнение в моей правдивости, а я затараторила:
-В нашей семье действительно существует предание о якобы зарытых сокровищах, но..
-Якобы?
-Конечно, ведь это всего лишь рассказы моей бабушки! Я не хочу сказать, что она лгала! Нет, какая-то доля правды в этих рассказах, наверное, есть! Но она была очень романтичной особой и зарытый клад скорее плод ее фантазии, чем правда. Бедная бабушка очень гордилась нашим происхождением, ей хотелось сделать его более значимым, вот и появилась легенда о зарытом кладе. На самом деле, я думаю, все было далеко не так!
-А как?
-Я допускаю, что мои предки могли что-то зарыть в усадьбе, но не думаю, что там были большие ценности.
-А Ваш дед? Что он думает по этому поводу?
-Он никогда не воспринимал эти рассказы серьезно, никогда не верил в существование клада, считал все это женскими фантазиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89