Все ворочалась на своем ложе без сна, пялилась в темноту и ежеминутно трогала нож. От лежания на жестком полу каждая косточка ныла и давала о себе знать при малейшем движении, в конце концов, когда в комнате стало сереть, я не выдержала, кряхтя и ругаясь с трудом села, обхватила коленки руками, прислонилась спиной к стене и принялась рассматривать творение своих рук.
- Здорово же я испугалась. Хотя, чему тут удивляться? Сидит себе человек на кухне, ужинает и вдруг какой-то псих начинает палить ему в голову. Любой испугается! Ну, это-то понятно! А вот чего я потом так засуетилась? Начала мебель таскать, баррикады сооружать! Может, зря все это? Ну, ехал по мосту какой-то ненормальный, может наколотый, может пьяный. Увидал освещенное окно, а в нем чью-то голову, достал оружие, его сейчас нет только у самых ленивых, и начал палить. Могло такое быть? Вполне! Нелепая случайность! Неприятно, конечно, что именно моя голова виднелась в том окне...
Я скептически хмыкнула и возразила самой себе:
- Случайность - это, когда неприятность случается один раз. А если они следуют одна за другой, как в моем случае, то это уже закономерность. Разве не меня с завидным упорством пытались уже несколько раз убить? Нет, только неприятной случайностью это объяснить нельзя.
Я повздыхала немного, искренне себя жалея, и снова вернулась к событиям последних дней:
- Все эти происшествия кажутся особенно страшным именно оттого, что я ставлю их в ряд. Каждое по отдельности можно толковать по разному, но вместе они выглядят так, будто кто-то очень хочет моей смерти и всеми силами пытается отправить меня на тот свет.
От этой мысли стало зябко, я нервно передернула плечами и тоскливо подумала:
- Знать бы ещё причину такой страстной ненависти к себе. Кого и чем я могла так достать, что он решил извести меня?
Я порылась в памяти, пытаясь откопать в ней хоть какие-то крупицы воспоминаний, которые помогли бы найти ответ. Ничего путного я там, конечно, не обнаружила и вскоре бросила это бесполезное занятие. Да и что можно было откопать, если я ничего не помнила? Абсолютно ничего! Память была девственно чиста, как белый лист бумаги. Последние дни я узнавала жизнь заново. Все мои воспоминания в действительности были и не воспоминаниями вовсе, а историями, которые мне рассказывали окружающие. Я слушала эти рассказы, они ложились на чистый лист моей памяти и превращались в мои собственные воспоминания. Любой, при желании, мог заполнить мою память по своему усмотрению, нужно было только сочинить подходящую историю и как можно убедительнее изложить её мне. Но этих рассказов конечно же было слишком мало, что б воссоздать полную картину моей жизни, их не хватало даже на то, чтобы заполнить пробелы последних дней.
Меня беспамятство очень угнетало, но Глаша была уверена, что это явление временное, вызванное сильным испугом.
- Что-то ты увидала, касатка моя, такое, чего выдержать не смогла. Вот и ушла в себя. Не хочешь ты этого помнить, потому и не помнишь. Но, верь мне, вечно так продолжаться не будет. Наступит миг или событие какое и ты все вспомнишь. Отдохнет твоя головка немного и вспомнишь. - уверенно говорила она.
Мне очень хотелось, чтоб пророчество бабы Глаши сбылось. Вообще-то, сомневаться в её предсказаниях оснований не было. Она слыла отменной травницей, знахаркой и немного колдуньей. Распознавать травы её научила мать, а та получила свое умение от своей матери. В их семье женщины всегда умели лечить травами и заговорами. Слух о необыкновенном Глашином умении шел по всему району. Другая на её месте давно бы поставила дело на поток и деньги лопатой гребла, Глаша же лечила неохотно, помнила, как её бабку уже в весьма преклонном возрасте за знахарство и шарлатанство осудили и по этапу отправили. Сейчас, конечно, времена другие, но страх перед властью по-прежнему жил в ней, поэтому лечила она только самых тяжелых из тех, кто приезжал к ней.
Тяжелым Глаша не отказывала, лечила, но денег не брала. Отмахивалась и говорила:
- Не мой дар, божий! Его и благодарите!
Те, кто приезжал к Глаше, обычно знали об этой её особенности и вместо денег привозили продукты.
Вот и от меня Глаша не отказалась, взялась лечить не только рану на голове, но и душу. Изо дня в день, не уставая и не раздражаясь, она рассказывала, повторяла, уговаривала, увещевала. Я молчала, слушала и... сомневалась. Собственного понимания событий у меня не было, воспоминания отсутствовали, а страх от пережитого делал меня замкнутой и недоверчивой. Глашины доводы звучали, конечно, вполне убедительно, но так ли все обстояло в действительности? Этого я не знала! И сейчас не знаю! Как не знаю я и того, мои ли имя и фамилия значатся в паспорте, который я нашла в кармане вязаной кофты, бывшей на мне в день покушения.
Я протянула руку, достала паспорт и принялась разглядывать в предрассветном сумраке. Бодайло Альбина Ивановна, 1968 года рождения. Ну, и сочетание! Имечко-то с претензией, а вот фамилия подкачала! Я прислушалась к себе, стараясь ощутить себя Альбиной Бодайло, но ничего не почувствовала. Имя жило само по себе, а я существовала совершенно отдельно. С таким же успехом я могла бы называть себя Аллой, Татьяной, Викторией или ещё как-то. Не одно из этих имен не казалось мне ни родным, ни привычным. И вообще, Альбина ассоциировалась у меня с белобрысой особой, с бесцветными бровями и ресницами, а фамилия Бодайло вызывала перед глазами образ коренастой фигуры с мощными плечами и необъятной талией. Ничего общего со мной эти образы не имели и я с раздражением задавалась вопросом, чем думали мои родители, нарекая свою хрупкую смуглолицую малютку дурацким именем Альбина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92