В этой игре, как чувствовала она, остановки не будет, судя по тому, сколько жетонов имел каждый перед собой. Она чувствовала также, что когда у него не будет больше денег, все средства будут для него хороши, чтобы выманить их у других: принуждение несчастных женщин к проституции, кражи, может быть, убийство… Карты горели у него в руках. Он был так же подвержен этому пороку, как другие – алкоголю. Чем больше она наблюдала за ним, тем больше чувствовала себя захмелевшей от зрелища игры, увлекаемой ощущением риска, с удовольствием подходя к той черте, за которой начиналось безумие. Но, испугавшись внезапно, она поняла, наконец, истинный смысл, ради которого этот ненасытный человек заставил ее так низко пасть. Она поняла и то, что он никогда не пожалеет ее, что он не способен вообще испытывать жалость. Его мозг, его сердце, душа были целиком поглощены игрой и ничем, кроме игры! Остальное не шло в счет.
От этого жестокого разоблачения, от этого бессмысленного спектакля молодая женщина едва не лишилась чувств; ей пришлось ухватиться за спинку кресла крупье, позади которого она сидела. Собрав все силы, она продолжала смотреть на танец карт в руках невозмутимого балетмейстера… В страхе она закрыла глаза.
Когда она их открыла, перед месье Бобом больше не было жетонов. Он смотрел на нее. Его глаза, несколько минут назад горевшие азартом, снова обрели свой холодный блеск – блеск стали. На его лице еще оставалась надменная маска, но рот сводила судорожная полуулыбка. Он вновь спустился на землю. И, хотя он делал над собой усилие, она чувствовала, что он еле держится на ногах.
Он оставил свое место, которое тотчас было занято другим игроком, горевшим, в свою очередь, желанием испытать те же чувства, то же опьянение… Поднимаясь, он сделал ей знак, и она, одурманенная атмосферой игорного зала, послушно направилась к нему. Единственными словами, которые у него нашлись для нее, были слова:
– Ты принесла мне неудачу. У тебя дурной глаз. Я не должен был приводить тебя сюда.
– Но, Боб…
– Молчи! У тебя есть деньги?
– Две или три тысячи франков, наверное…
– Нищета! – сказал он презрительно, даже с ненавистью.
Словно разряд тока прошел по ее телу.
– Ну ладно, что будем делать? – продолжал он. – Ты можешь себе представить, каким я буду посмешищем, если сяду играть с такой ничтожной суммой? Я должен поддерживать здесь свою репутацию. Мне непременно нужно достать деньги. Сейчас ты мне поможешь. У тебя осталось как раз столько, чтобы заказать два виски в баре. Пойдем!
Несколько минут спустя, когда они угрюмо сидели перед своими бокалами, он сказал ей:
– Видишь, идет мужчина? Это большой игрок, у него всегда полно денег! Очаруй его немного, он это обожает. Он даст тебе несколько жетонов, которые ты отдашь мне потом. Поняла? Я исчезаю…
Жизнерадостный «большой игрок» не заставил долго приглашать себя к разговору, и Аньес, пустив в ход свое искусство, принялась объяснять ему, что в продолжение всего вечера ее преследовала неудача…
– Можете не продолжать! – добродушно ответил игрок. – Я все понял: я Вас выручу. Попробуйте отыграться. Если игра пойдет, Вы даете мне половину выигрыша, а если нет – не упорствуйте и возвращайтесь домой. Бывают дни, как у Вас сегодня, когда игра не клеится! Но Вы можете особенно не волноваться: такая красивая девушка всегда может отыграться в любви! Держите: это в Ваше распоряжение!
Он высыпал перед ней на стойку бара пять жетонов по десять тысяч франков и вернулся в свой игорный зал. Она взяла жетоны и пошла искать Боба, чтобы отдать ему их. Он взял жетоны в руку и, небрежно подбросив, словно оценивая их вес, сказал недовольно:
– Это не золото инков, но все-таки…
Две минуты спустя он вновь сидел за столом, покрытым зеленым сукном, и в его руках снова танцевали карты. Аньес не отрывала глаз от принесенных ею жетонов. Ей казалось, что от них зависит вся ее судьба. Дьявольская лихорадка, с которой Боб манипулировал картами, передалась ей, как если бы она сама участвовала в игре… В тот миг, когда он открыл свои карты, она почувствовала, что ее сердце останавливается. Но когда крупье подвинул к нему лопаткой кучку жетонов, которые Боб выиграл, ее охватила неистовая радость. Боб действительно был сильным игроком! За каких-нибудь несколько секунд ему снова удалось собрать перед собой триста тысяч франков: триста тысяч, которые она считала потерянными… У нее не было даже желания крикнуть ему: «остановись!»: он все равно этого не сделал бы. Он продолжал… Скоро он имел вдвое больше, затем втрое! Недаром Боб сказал ей, что вернет свой миллион. В следующий заход он это сделал!
Взволнованная, она упрекала себя в том, что видела в Бобе только человека для плотских удовольствий: он был властелином всех удовольствий. И она прониклась к нему чувством, близким к поклонению… В каком-то смысле Сюзанн была права, когда сказала, что он удивительный мужчина! Чудо длилось не долго: несколько открытых карт – и оно снова исчезло. Перед Бобом больше ничего не было. Когда он взглянул на нее, его лицо было искажено. Выдержать это было выше ее сил. Она не закричала, не лишилась чувств, она затряслась в припадке нервного смеха. Игроки обернулись к ней с явным неодобрением, но она даже не обратила на это внимания: ее смех становился все истеричнее. Боб продолжал смотреть на нее с холодным бешенством. Вдруг, резко отойдя от стола, он подошел к ней. С неистовой силой он схватил ее за запястье и потянул к выходу, прошипев:
– Это тебя смешит? Ты что, издеваешься надо мной? Или тебя отхлестать, чтобы ты успокоилась?
Подумать только, в какой-то миг она могла принять Боба, это жалкое существо, этого позера, чуть ли не за всемогущего повелителя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64