Этот столик и два кожаных кресла были в свое время принадлежностью какого-то разбомбленного музея, оставшегося на оккупированной территории. Об этом мне потом рассказал капитан Алексеев. Знал я и о трофейной немецкой раскладушке с непривычным для нашего уха наименованием "гинтер", на которой Зыков спал.
Пока я насыщался, Шахназаров и Зыков, словно позабыв о моем существовании, возобновили свой разговор. Я лишь уловил, что он шел вокруг какого-то уязвимого, по их мнению, места в обороне полка.
Когда я поднялся со своего места, давая понять, что насытился, Зыков сразу поинтересовался:
- У вас сейчас какие-то к нам просьбы есть?
- Лишь одна - оказать содействие, чтобы я поскорее выбрался в батальон капитана Кононова, на передовую.
- Нет вопроса, - заверил Зыков. - Я дам команду, чтобы вас встретили и нашли место для вашей работы.
Зыков поднялся со своего кресла и через приоткрытый брезентовый полог, закрывавший дверной проем, крикнул:
- Капитан Алексеев. Найдите для товарища следователя сопровождающего к Кононову в батальон и проследите за тем, чтобы все сделали так, как он скажет!
Провожая меня, Шахназаров проговорил:
- Этим двоим, если они действительно перешли с оружием в руках на сторону немцев, никакого оправдания нет. Только ведь на войне бывает всякое. За подлеца может безвинно пострадать и герой. Постарайся во всем разобраться объективно.
Хоть я и рвался следовать дальше, да только возникло препятствие: все посыльные штаба полка оказались в разгоне и такого человека, который бы смог провести меня, не нашлось. Алексеев нервничал, куда-то прозванивался и что-то выяснял. Наконец он с облегчением произнес:
- Нашел! Обожди еще самую малость - и проводник у тебя будет.
Как раз в этот момент в штаб подошел оперуполномоченный Смерша старший лейтенант Безруков. Он, оказывается, меня разыскивал и, застав в штабе, обрадовался.
- Очень хорошо, что ты еще здесь. Мне приказано подготовить и вручить тебе нашу справку на Королькова и Глебова.
С этими словами Безруков протянул мне лист бумаги, аккуратно сложенный вдвое. Я развернул его. Оказалось, что семья младшего сержанта Королькова проживала на оккупированной территории, под Киевом. На этом обстоятельстве был сделан упор в качестве наиболее вероятной причины побега к немцам. А вот Глебову вроде как переходить на сторону врага было ни к чему. Потомственный сибиряк. Оставалось предположить, что он захотел сдаться в плен с единственной целью - сохранить себе жизнь. Какого-либо компромата за ними не числилось.
Справку Безрукова, не дающую ничего нового, я оставил у себя и поинтересовался:
- Ты их знал?
- Младшего сержанта хорошо помню. Видный такой, уверенный в себе, с усами, во рту трубка. А Глебова как-то не припомню.
Тут в наш разговор неожиданно вмешался Алексеев:
- А вот и он, рядовой Фролов.
Слова эти относились к только что появившемуся в штабе солдату, с перекинутым через левое плечо автоматом и забинтованной кистью руки.
Алексеев, взглянув на повязку, только покачал головой.
- Вот, полюбуйтесь на него. Его ничем не прошибешь. Уперся и о госпитале и слышать не желает. Засел в своем окопе с автоматом и говорит, что у него скоро все пройдет. Но самое удивительное, что число таких пациентов у нашего врача множится. Причина общая: боятся, что по выздоровлении их направят не в свою, а в другую часть. Разве я не прав?
Солдат виновато отвел глаза, а Алексеев с удовлетворением продолжил:
- Вот и выходит, что я попал в самую цель. Который раз ты приходил к врачу на перевязку?
- Третий, - неохотно ответил солдат.
- Ну ладно! - Алексеев махнул рукой. - Вот этому капитану покажешь, как пройти в ваш батальон. Ясно?
- Так точно! - обрадовался солдат, понявший, что воспитательный момент закончился. Тут я скомандовал:
- Пошли! - И, распрощавшись с Алексеевым и Безруковым, мы двинулись в путь.
Солнце уже успело подняться высоко. Наступал жаркий день. В небе пели птицы. Как вдруг за ближайшими кронами деревьев ухнуло несколько орудийных залпов, и Фролов понимающе констатировал:
- Наши полковые батареи, с утра щекочут немца. Теперь жди ответа.
И будто в подтверждение этих слов в стороне от нас за дальним изгибом реки, со свистом, пролетело несколько снарядов, разорвавшихся где-то позади нас.
- Бьет стерва наугад! Наши позиции не там, а чуток левее.
И снова блаженная тишина. Да только теперь я уже отнесся к ней без прежнего доверия, поняв, что кажущаяся мирная обстановка здесь в любой момент может быть нарушена залповой орудийной стрельбой.
Когда миновали последнюю изгородь, окружавшую былой скотный двор, и перевалили за бугор, не столь тяжко стало пахнуть гарью, от которой першило в горле и текли слезы.
- Как вас ранило? - спросил я, не идти же молча.
- Да просто все, - охотно ответил Фролов. - С неделю назад возле нашего окопа взорвался шалый снаряд и меня осколком чесануло по руке.
- Давно воюете?
- Уже больше года. А вы?
- С самого начала войны.
- Мне, товарищ капитан, первоначально дали отсрочку, - словно оправдываясь, продолжил Фролов. - Я работал на оборонном заводе, имею высокий разряд слесаря.
- Семья есть?
- Живет в Туле.
Дальнейшая наша беседа уже протекала больше в русле довоенных воспоминаний. А дороге все не было конца.
- Еще до батальона далеко? - поинтересовался я.
Фролов внимательно огляделся и уверенно произнес:
- Если нам идти этой дорогой, никуда не сходя, то, пожалуй, чуть меньше, чем прошли. Еще предстоит обойти во-он тот холмик. Видите?
- А я считал, что от вашего батальона мы уже недалеко.
- Это тоже верно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61