- Скажу я тебе, Иван Евграфович, что последние денечки доживает твой трактир.
Старик попятился, и вдруг побелела кожа вокруг лилового носа. Быстро огляделся, положил руку на сердце:
- Разве можно так путать, Константин Пантелеевич... Чай, мы же с вами старые друзья, с революции... Помню с Шамановым в трактире "Орел" за столиком, учеником был, а вымахал вон в начальника... Кажется, тогда уже хвалил я вас...
Костя не дождался, когда трактирщик кончит, стал спускаться в зал, наполненный грохотом музыки. Все с тем же упоением и мягко метались посреди зала пары, притопывала Тамара, заученно и бесстрастно, и ее хрипловатый, под "цыганский", голос из табачного дыма и синевы слабых лампочек в люстрах грустил по любви:
Была бы только ночка,
да ночка, да потемней-й...
Когда вышли на улицу, Костя остановил товарищей.
- Вот что. Надо продолжать наблюдения за трактиром. Мне кажется, неспроста сегодня этот Мухо...
Мухо вышел на рассвете с Верочкой. Пошли они через Волгу на эту сторону, где лежал основной город. Шел он, часто роняя шапку, подымая ее и снова роняя... А спустя какой-то час в его квартире, в старом деревянном доме, на втором этаже, прогремел выстрел. Приехавшие вскоре Костя, Саша Карасев, эксперт и Подсевкин застали его в кресле, лежащим с откинутой головой. Волосы рассыпались, рот был ужасно разинут, точно кто-то пытался разодрать его пальцами. На виске темнело пятно. Сразу определили, что это самоубийство. Копоть на сгибе указательного пальца, нажимавшего на спуск, кровь на пальцах правой руки и наган, лежавший у ног, босых, с оттопыренными пальцами. Рубаха была разодрана - возможно, борясь сам с собой, рвал Мухо. Потом приставил дуло и кончил с жизнью. На столе лежала записка со странной надписью: "Все худшее позади". Судебный эксперт, заворачивая бережно наган в тряпицу, проговорил, с какой-то любопытной опаской поглядывая на Мухо:
- Спасибо ему надо сказать, что первые четыре пули не пустил в кого-нибудь. А мог бы. Бывший белогвардейский офицер, товарищи агенты.
- Он все ходил, - сказала приглашенная понятой снизу жиличка. Сначала тяжело ходил, видно, в сапогах. А потом сапоги снял, стал босым ходить, точно маятник. Потом вот сел, кресло двинулось. Потом выстрел.
Иван Рябинкин, обойдя Мухо, обернулся к Косте, сказал:
- Не оборвалась ли и здесь какая цепь...
Костя не смог удержать усмешки. Вот ведь понравилось парню это слово - и где только отыскал его, от кого услышал.
- Нет, цепь не оборвалась, - ответил неожиданно Подсевкин, садясь за стол, чтобы начать писать подробный протокол о самоубийстве. - Теперь она связалась крепко. Осталось только потянуть конец.
53
Ивана Евграфовича задержали в подворотне. Задержали, когда он, побывав в каменном одноэтажном домике во дворе, возвращался назад на улицу.
Он рванулся было из рук Зыбина и Куличова, закричал тонко и зло:
- Это что за хулиганство?
Но увидел входившего в подворотню Пахомова, Леонтия, Сашу Карасева и умолк. Только пробормотал растерянно и под нос:
- Эк, сколько вас тут? С чего это вздумали меня хватать, граждане агенты?
- Издалека мы за тобой, дядя, - ответил Куличов, - от самого трактира. Видели, и как ворота закрывал, и как крестился на городские церкви на том берегу, и как оглядывался, прежде чем войти сюда. С чего ты оглядывался? Или боялся кого?
- Никого я не боялся, - снова вдруг закричал Иван Евграфович и обратился к Косте: - Это что же, Константин Пантелеевич? Средь бела дня хватают честного человека. Это для того революция?
- Не для того, - ответил Костя. - В карманах есть что?
Он осмотрел карманы - ничего не нашел. Спросил, приглядываясь к трясущемуся трактирщику, к его глазкам, точно плачущим:
- У Хивы был в этом доме?
- Что еще за Хива? - так и заорал трактирщик. - Вы меня к кому это плюсуете...
- У кого тогда?
Иван Евграфович замолчал. Его подтолкнули сбоку, Леонтий попросил:
- Чего народ собирать, говори побыстрее.
- Здесь живодер живет. Собачатник. Ну вот, насчет костей заходил к нему. Чтобы это...
- Чтобы собачьих костей для ресторана, что ли, - прервал его насмешливо Костя. - На жаркое гостям... Хива здесь? - снова повторил он. И снова помотал головой старик, уже уныло повторил:
- Что еще за Хива? Собачатник живет, можете узнать. А хватать нечего и обшаривать нечего. Что это вы как мазурики?
- Мухо тебе передал документ для Хивы? Здесь он или в другом месте?
- Что еще за документ, товарищ инспектор?
- Останетесь с ним здесь, - приказал Костя Куличову и Зыбину, - а мы в дом. Будем говорить с собачатником.
Высокий, тощий мужчина, открывший дверь на стук, попятился, едва разглядел Костю. Узнал, значит. Он шагнул было к сундуку, на котором лежал пакет, завернутый в бумагу. Его остановили окриком. Он затоптался, глядя то на агентов, то на жену, сидевшую возле самовара.
- Что в пакете? - спросил Костя.
- Не знаю, - промямлил собачатник, снова глядя то на агентов, то на жену. Пакет развернули - в нем были деньги на большую сумму, чистый бланк - вид на жительство.
- Для кого?
Мужчина покосился на окно, вздохнул, вытер щеки рукавом исподней рубахи.
- Сказать, что ли, за тебя? - присев на стул, спросил Костя - Все это надо отнести Дужину, велел Иван Евграфович. Он там в подворотне стоит и ждет, чем кончится наш разговор. Сидеть на скамье хочешь? - тут же спросил он, постукав пальцами по столу. Жена вдруг всхлипнула и заставила собачатника улыбнуться криво:
- Верно, Егору Матвеевичу велено... За карьерами он, у будочника.
- Это возле дороги, двухэтажный дом?..
- Да, в этом доме, у будочника, - проговорил тоскливо собачатник. Но верьте, - закричал он, - я же мало знаю о Иване Евграфовиче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83