Сейчас живет в Тифлисе и превосходно чувствует себя. Для блондинок это свойственно. Так сказать, мление в ожидании...
- Ходит Бронислав Яковлевич чуть не каждый день, - опять шепотом произнесла хозяйка, - а что-то не двигается дело. То мирные, то бранятся... Не поймешь, что у них там за разговоры. А как ваши дочери?
Трубышев так глубоко вздохнул, что послышался всхлип:
- На выданье, на выданье... До коих только... М-да...
Хозяйка горестно покивала головой и пошла к выходу, раздражающе хлопая задниками туфель о паркет.
- А вы собирались взять на паях в аренду какой-нибудь завод? обратился Синягин к кассиру с любопытством, и было видно, что он ждет ответа с каким-то внутренним напряжением и даже злорадством.
Трубышев вытянул ложечкой лимон из стакана, пососал с таким смаком, что у Синягина сам собой челноком заходил кадык:
- Хотелось бы мне взять в аренду лесопилку. А вы бы булочную рядом да пивную. Фирма "Синягин и компания"...
Кассир отхлебнул из стакана, пожевал губами, помолчал, поглядывая как-то странно долго и внимательно на сундучок:
- Но поразмыслил и отложил временно затею сию.
Он допил чай, похрустел сухариком.
Синягин тяжко вздохнул, разговор огорчил его.
- Удивляете вы меня, Викентий Александрович, - вдруг тоненько рассмеялся и пухлыми пальцами погладил себя по розовым проплешинам. - В революцию отобрали у вас дом, двухэтажный, на двадцать квартир, прогнали из подрядчиков, а вы работаете кассиром, трудитесь и, надо полагать, при вашем уме и аккуратности, в благодарностях тонете.
Он открыл рот - и не смех, а хрип заставил кассира нахмуриться и побарабанить пальцами по столу:
- Соизволенье божие, потому и кассир.
Опущенные вниз губы дрогнули в иронической усмешке. Он склонился пониже, едва не прошептал:
- Лучше всего я хотел, чтобы ваши дела процветали, Авдей Андреевич.
В прихожей весело прозвенел звонок, послышался зычный голос, долетело сквозь закрытые двери:
- В здравии ли Авдей Андреевич?
Что ответила жена булочника, было не ясно. Только Синягин опустился в каком-то изнеможении на сундучок, точно прикрыл его, точно спрятал, проговорил уныло:
- Вот и легок на помине наш Бронислав Яковлевич...
- А Верочка? - снова загудело в прихожей. И тут же громогласно, с легким хохотком: - По Рудольфу Валентино мается потому что. Женщины города ослеплены. Изволили смотреть "Кровь и песок"? Ну что ж вы, Катерина Юрьевна. Кровь бычья так и хлещет на головы зрителей. А как он танцует там с этой, с мадам Соль... А как пьет вино, как курит сигары... М-мм... Будешь тут маяться.
Послышались шаги, дверь распахнулась, и гость встал на пороге высокий, в английском костюме, сшитом варшавским портным при магазине "Единение", такой густоволосый, что казалось - на голове парик; сочные, мясистые губы, глаза с томной поволокой, по-женски яркий оскал зубов. От него так и несло дорогими духами, табаком, запахом вина. Бросив взгляд на булочника и кассира, он воскликнул:
- Приветствую деловых людей!
Недавно совсем Трубышев узнал, что родители Мухо и до сего дня где-то на Черноморском побережье. Отец - часовщик, мать - чуть ли не владелица городского ломбарда. Кто принял с такой родословной его на биржу труда сотрудником? Но расспрашивать не желал Викентий Александрович. Мухо весьма полезный человек. Достает он бланки документов, подбирает людей, делает мелкие услуги и частной торговле, арендаторам заводиков и мастерских. За деньги, понятно. Гуляка потому что - бильярдист, картежник.
- Благодарность вам, Бронислав Яковлевич. От Замшева, - проговорил с любезностью в голосе и с радушной улыбкой Викентий Александрович. Пользуется теперь привилегиями безработного, за квартиру платит копейки, получает пособие и торгует на базаре.
- Эту благодарность я давно оставил в "Откосе"...
Мухо сел грузно на стул, вытянул ноги в крепких заграничных башмаках. Улыбка неожиданно исчезла с его красивого лица, точно отрезвел вдруг и как бы впервые увидел и кассира, и булочника:
- Чистят биржу. Выискали, что пособия получали фабриканты, контрреволюционеры, попы. Ну, до вашего Замшева, слава богу, пока не добрались. А то еще, чего доброго, и меня спрашивать начнут.
- Вы же в начальниках, - удивился Викентий Александрович. - Вам ли бояться!
- И начальникам ломают крылья, - хмуро процедил Мухо. Но тут же осклабился, заговорил о другом, указывая пальцем в пол:
- Шел через кондитерскую, под лестницей коечка, а на ней та девчонка. Когда просила на бирже дать ей работу, была похожа на нищенку. И руки тряслись, когда брала у меня бумагу с вашим адресом, Авдей Андреевич; подумал даже, не алкоголичка ли, или курит опиум. Заморыш заморышем, а тут гляжу - румянец, и фигура открылась. Поотъелась на кренделях... Того и гляди, сама вместо кренделя на стол...
Он подмигнул булочнику. Тот насупился, погрозил пальцем:
- Ну-ну... Покорна Аполлинария, работяща, тиха, не требует лишнего.
- Что ж, - прервал его тут же Мухо, - раз вы довольны, то и мне быть бы довольным. Отблагодарите за рабыню, так сказать, Авдей Андреевич. А то собираюсь скоротать этот вечер, а кошелек тощ, как тощ скелет человека.
Он захохотал, а булочник вздохнул. Веселье жениха дочери ему не нравилось. Поднявшись с сундучка, снова отомкнул замок, достал несколько бумажных рублей.
- Много не могу, Бронислав, - проговорил сердито. - Сам в долгах, на ссуды живу.
Тогда двинулся Викентий Александрович. Он вынул из кармана бумажник, из бумажника несколько червонцев, положил с аккуратностью кассира на край стола:
- Будьте любезны, Бронислав Яковлевич. Одинокий, молодой и красивый мужчина. Вам нужен мир шелка и тумана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83