- Кажется, пребываете в печали, Авдей Андреевич? Уж не с мукой ли беда?
Будто ждал этого вопроса Синягин, заговорил торопливо:
- Пришла телеграмма из Омска. Куплен муки один вагон, но выходит задержка. Чулков сообщил, что власти издали какой-то там указ. Сначала все государственное, а в конце частников. И выходит, что придет мой вагон к чистому понедельнику великого поста.
- Ну уж, к чистому понедельнику, - невесело улыбнулся Трубышев. - Но, конечно, весть нерадостная.
Вся эта история была ему известна куда как лучше, чем булочнику. Чулков, еще один комиссионер, в прошлом белый офицер, застрял в Омске. Все было так, как только что наговорил Синягин. Не указ, а постановление вышло на железной дороге: прежде грузы государственные, а потом грузы частные. По какой-то четвертой категории. И жил теперь в Омске комиссионер, и тратил зря деньги. И что тут придумать? Нет постановлений пока еще на водные дороги. Можно бы пароходом. Но ведь реки из Сибири не бегут к Москве. Да и зима. Можно бы лошадей нанять, но ведь тысячи километров до булочника Синягина. Одна надежда, что Москва, тамошние дельцы подошлют муки. Должна сегодня прийти телеграмма. Что в ней только будет?
- Это вот Марголиным хорошо, - как не слыша слов Викентия Александровича, продолжал бубнить булочник. - У них комиссионер оттуда же, из Омска, сообразил отправить груз на "Хлебопродукт". По дубликату на предъявителя получат здесь зерно. Вот как ловко...
- Это риск, - покачал головой Трубышев. - Это дело незаконное, и они могут лишиться своей муки с крупным штрафом... Не надо так рисковать. Что-нибудь придумаете...
- Уж не знаю, - зашептал булочник. - Печали много, Викентий Александрович. Тут арендатор валится, там вот... Какое-то смутное время настает.
- Не такое уж смутное.
- Как не такое, - покачал горестно головой Синягин. - Установили Советы твердый рубль. Фабрики открывают одну за другой. Магазины открывают. Нашего брата теснят и давят всем, чем можно. То налогами, то приказами, то указами. Да и вообще быстро могут покончить с нами, если захотят... Стоит масло подсолнечное в кооперации семьдесят копеек, а у меня в магазине рубль. Заставят и меня торговать по семьдесят копеек. Но я ведь плачу еще налог. И сразу же закрывай магазин и в очередь на биржу.
- Твердый рубль они установили - это верно, - помолчав, соглашаясь, заговорил Викентий Александрович. - И производительность труда у них какая-то, говорят. Но что будет завтра или послезавтра? Так что надейтесь на бога, Авдей Андреевич, а бог с нами, а не с ними.
Булочник облегченно вздохнул, вроде бы повеселел и ласково глянул на Трубышева. Кассир как ждал этой перемены в настроении, напомнил вдруг скучным голосом:
- За вами долг накопился по ссуде, Авдей Андреевич. Хоть сколько бы в возмещение.
- Но вы же видите, - зашептал булочник, вытянув шею, как гусь, и умоляюще глядя на Трубышева. - Торговли никакой. На липочке дело. Вот-вот грохнусь в долговую яму, существуй она сейчас...
- Ну что ж... Можно подождать...
Трубышев осмотрел комнату - сундучок, кровать, окно с темной шторой. Втянул ноздрями воздух, остро пропахший почему-то керосином, хотя висела над головой электрическая лампочка в шелковом абажуре с оборками.
- Жарко и душно у вас. Какой-то древний врач заметил, что воздух для легких - тот же хлеб. И, чем грязнее хлеб, тем в большем расстройстве окажется ваш организм, Авдей Андреевич.
Он не дал открыть рта булочнику, густо побагровевшему, обозлившемуся, что было видно по набыченной шее:
- Слышали, сливочное масло дорожает в цене? Зима, коровы перестают доить, "межмолоки" наступают, и зевать тут нельзя...
- Скудность у меня с маслом, - равнодушно признался булочник. - Но где возьмешь много, и на какие деньги?
- Говорят, в Вологде есть масло. Можно хоть вагон заказать. Ну, а насчет ссуды, так и быть, под масло ссужу...
- Но у меня нет в Вологде знакомых, - вздохнул булочник и прислушался к шагам и голосам в передней.
Викентий Александрович покачал горестно головой, промолчал. Он уже прикидывал: Вощинин должен сейчас прибыть с ордером от Миловидова. Ордер пойдет Дымковскому. Ну и через пару дней, на воскресенье, можно будет отправить Вощинина в Вологду. Там Сапожников, Сапожников оборотистый и скорый...
- Тут уж я вам не в силах помочь, - развел руками Викентий Александрович. - У меня тоже нет знакомых в Вологде.
А через неделю, в лавке, Вощинин нагнется к уху приказчика. Шепнет ему насчет сливочного масла. Мол, не надо ли. Приказчик к хозяину...
- Сами бы съездили, Авдей Андреевич, - посоветовал Трубышев. Прогулялись бы.
- Какие прогулки. Нельзя оставлять хозяйство. Живо все спустят.
Булочник махнул рукой, добавил:
- На час нельзя оставить. Боюсь. Особенно в пекарне у меня подобрались зимогоры... Пропьют живо до последнего решета...
Вошла жена Синягина. На подносе - стакан чая с лимоном, в вазочке сухарики, осыпанные маком. Привычки гостя здесь были известны.
- Благодарю, Катерина Юрьевна, - рассеянно произнес Трубышев и чуть склонил голову. Жена Синягина улыбнулась. Этот тонкий рот и редкие зубы заставили его вспомнить о Верочке, их дочери, тощей, длинной девице с малокровной кожей лица, белесыми локонами до плеч, томной и вялой.
- Как Верочка? Все так же страдает зубами?
- Ах, и не говорите!
Хозяйка нагнулась и шепотом, точно дочь в комнате по другую сторону коридора могла услышать разговор:
- То здесь болит, то там. Бессонница. Не ест, а ковыряется. Капризничает...
- Бледная немочь, - изрек голосом доктора кассир. - Это явная немочь. Уверяю. Замуж - и все эти явления исчезнут. Наша старшая так же вот маялась до замужества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83