Он с недоумением посмотрел на нее и нерешительно ответил:
- Ну... спасибо тебе, Поля. И тебя тоже с Новым годом...
39
Возле двери, за которой слышался шум, разговор, он приостановился, проговорил с досадой:
- Еще не разошлись. Вот болтуны... Ну, да ладно...
Он ввел ее в комнату, полную, как поняла Поля, агентов. Они стояли, сидели, разговаривали, смеялись, жевали пирожки, покрикивали. У порога лежал огромный черный пес, положив голову на лапы, точно принюхивался к валенкам стоявшего с поводком высокого, плечистого старика с бородой. Старик говорил что-то агенту в полушубке, в очках - в нем она узнала того самого, который осенью привел ее из шалмана в милицию и совестил за то, что она не учится. Донеслись до слуха последние слова.
- Беда с Джеком, Саша. Как один останется, так и завоет. Что-то неладно.
Саша ответил, глядя теперь на Полю:
- Бывает у собак тоска. Мало ли... Может, о потомстве скучает.
А сам все смотрел на нее, все, видно, вспоминал, но не вспомнил и снова обернулся к старику, заговорил быстро:
- А ветеринара этого я бы не пускал в питомник. Он же ничего не знает. Только акты пишет. А разбери - так или не так в актах... Кому какое дело.
На диване, куда Константин Пантелеевич посадил Полю, сидел полный, с приятным лицом мужчина. Он говорил высокому парню в гимнастерке, в хромовых сапогах, стоявшему возле печки, гревшему ладони:
- Я две бутылки пива в "Северянине". Две - "Пепо". Ну и несет, Рябинкин. И не придирайся. А хочешь - жалуйся Ярову.
- Яров вас ценит, Антон Филиппович, - ответил этот Рябинкин. Выдающийся вы сыщик, любое дело раскроете. Вот и пользуетесь. Точно первый раз... И не "Пепо" тут пахнет.
- Чем пахнет - все мое, - пробурчал мужчина. - И не тебе, новичку, меня попрекать, да еще старшего по званию. - Он мотнул головой на дверь. Вот завтра в "кишлаки" с утра... Знаешь, какая там шпана живет. Самый отстой преступного мира. И могу я сегодня себе позволить.
Он ударил вдруг кулаком по дивану, и в ответ тонко и длинно взвыл пес, поднялся на задние лапы, тряся длинной, как у щуки, головой.
- Тихо, Джек, - попросил его Антон Филиппович, добавил, усмехнувшись: - Вот собака... Не любит скандалов. Умница... Человеком бы ей.
Возле Константина Пантелеевича очутился плотный, выпятивший важно вперед грудь парень. Лицо, круглое, румяное, в веснушках, так и сияло довольно. Он взял за локоть инспектора и проговорил:
- А меня поздравь, Костя, женюсь после Нового года...
- Ну, поздравляю.
Константин Пантелеевич улыбнулся, подмигнул парню:
- Похвалили тебя, Кулагин, а ты на радостях и жениться.
Захохотал тот, полный, что сидел на диване. Поднявшись, сказал:
- Ему премия вышла от Ярова денежная. Вот и решил по-умному ее истратить...
- Отдохну уж сегодня, - послышался голос из кучки, толпившейся возле стола. Высокий, краснолицый парень обернулся, и Поля узнала теперь и его. Он тогда был в шалмане, куда она попала случайно с подругой. Появился откуда-то, быстро шагнул к одному из парней, заворачивая резко руки за спину. Запомнилось яростно оскаленное от злобы и боли лицо того парня... Запомнился в очках, с наганом наготове, возле дверей, и тишина за длинным столом - такая, что слышен был скрип половиц. Потом их вели сюда, в милицию, по дождю, по грязной мостовой. И народ останавливался, смотрел на них, и было так стыдно, что она, Поля, все старалась прятаться за парней. А сбоку шел этот краснолицый.
- Яров назвал нас в губернской газете "незаметными работниками". И меня, и тебя, Саша, и Федора, - недовольным голосом заговорил кто-то, жующий пирожок.
- Не понравилось?
- Не понравилось... Незаметные. А я хочу быть заметным, видным, вроде Шаляпина. А меня в тень, в темноту.
- Незаметные, но нужные, - вставил старик, державший поводок собаки. - Ты это должен понимать, Куличов.
Краснолицый парень взмахнул рукой:
- Прав Каменский. Можем мы иногда забыть и стрельбу, и обходы, и засады?
- Не можем, - отозвался Константин Пантелеевич, - потому что, Иван, завтра в засаду с утра с тобой.
Иван растерянно уставился на него, выругался, вытер руки о полы шубы, проговорил, не ведая кому:
- Ах, черт... Ну, хоть бы... Хоть бы в Новый-то год...
Уходя, так трахнул дверью, что зазвенели стекла. Вместе с ним ушли сразу двое. В наступившей тишине стал слышен голос парня с пухлыми щеками, в кавалерийской длинной шинели, в шапке с малиновым верхом, сидевшего на краю стола:
- Вы мне совсем не даете, агенты, работать. Хоть в отставку проси. Одного, как я полагаю, соучастника кто-то зарезал. Взяли Хрусталя, а тот все выложил: и про кольца с сережками, и про перстни.
Двинулся костлявый мужчина с худым лицом. Голос его был так тонок, что Поле показалось - мужчина, того и гляди, расплачется:
- Тебе же радоваться, Подсевкин, меньше работы.
- Я не бегу от работы, - с обидой ответил Подсевкин. Неуклюже свалился со стола, пошел к дверям, покосившись при этом на Полю, подмигнул ей вдруг.
Быстро вошел мужчина в кителе, сапогах, с черной бородкой. И сразу наступила тишина. Оглядев всех, задержав только взгляд на Поле на мгновение, он заговорил:
- Я только что звонил в наш милицейский клуб. Там ваши товарищи танцуют. А перед этим в буфете пили чай. И вы могли бы сидеть в буфете пить чай с баранками по случаю праздника, а потом танцевать. Скажем, Кулагин со своей невестой.
Коренастый вдруг затоптался, вызвав смех остальных. А мужчина с бородкой будто не заметил этого смеха. Он дождался, когда станет тихо, и опять с какой-то добротой произнес:
- Дорогие вы мои. Без выходных, все время на ногах, в пути. Вы приходите домой, я знаю, и падаете в кровати. И это для того, чтобы через два часа курьер поднял вас снова, и снова вы уйдете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83