Город яростно дохнул на него мозглой испариной, запахом конского пота, кислыми щами столовок, хлестнул в лицо снегом. Площадь, сжатая с трех сторон - деревянными стенами магазина бывшего чайного купца Перова, двухэтажным бруском гостиницы "Кокуевка", багрово-черной глыбой гостиницы "Европа", церковью, похожей на огромный колпак с прорехами, - была слабо освещена редкими фонарями. Прохожие, попадая в снопы жидкого света, были похожи на диковинных рыб в дрожащих зябко ячеях рыбачьих сетей. Визжали по-дикому колеса трамваев, заворачивающих нехотя за стены перовского магазина; в мудрой задумчивости, опустив головы, несли по воздуху тонкие ноги легковые лошади, трубно храпели ломовые битюги. Сани скрежетали полозьями о камни, обнаженные и чернеющие чечевично...
Мимо лился поток людей, будто гонимых кем-то из тьмы, нависшей над крышами города. Вот женщина в осеннем саке, в кашемировом платке глянула на него пронзительно, вот мужчина, хорошо одетый, вытянул шею, окинув с ног до головы Вощинина, старик с кошелкой остановился, затоптался за спиной. Не следит ли он за ним, не товарищ ли тому, с кистями на карманах?
И тут же ватага парней в рабочих блузах едва не столкнула конторщика с тротуара, цыганка - лица не разобрать под шалью - окликнула завораживающим голосом?
- Ай, молоденький, лицо у тебя счастливое...
Как привидения в бледном свете другого, потустороннего мира, толкались возле гостиницы "Европа" женские фигуры. Выходили из гостиницы в шубах, в ротондах, в высоких шапках. К ним бросались со всех ног, путаясь в полах шинелей, лихачи-извозчики.
Промчались сани, долетело с храпом лошади, щелчками кнута, с женским хохотом:
- В "Откос"... Эгей, извозчик, гони в "Откос"... Последний денечек доживает ресторан...
Георгий Петрович круто повернулся и тоже торопливо зашагал к реке, откуда зазывно светились огни ночного ресторана.
8
Летний ресторан "Откос" приютился на волжском берегу в старинном особняке. Публика, гуляющая по вечерам, как бильярдные шары, закатывалась в узкую дверь мимо швейцара, к столикам на веранду, с которой - вид на зеленые волны, на шлепающие колесами и дымящие неистово трубами пароходы, на лодки, на рыбаков, приклеенных к камням возле берега.
Свежо от воды, весело от бравурного марша "Тоска по родине" в исполнении духового оркестра.
Внизу пристань, и на ней - "Дом ожидания". В случае - захмелел, переночуешь среди пассажиров, среди шпаны, беспризорников. На набережной, неподалеку от ресторана, под фонарями, биржа извозчиков, - увезут куда угодно. Сейчас, зимой, облысел поток посетителей. Последние дни, а там заведение закроют до весны, до нового тепла. Холодно на набережной, заносы. Один фонарь разбит. Неохотно едут извозчики: кто знает, что ждет их в темных переулках возле реки. Тюкнут по башке и спустят вниз. А сегодня и того хуже - ветер шально несся со льда, кляпом забивал рот, слепил. Весь ресторан закутался в пуховую метельную шаль, - казалось, что он качается, гнется под напором ветра, вот-вот покатится под мост, повисший в небе черными холмами. Желтенький язычок фонаря облизывал сугробы под собой, а набережная темна и безлюдна. Только у лестницы, ведущей вниз, к ресторану, лихачи. Да у входа в ресторан, на ступенях, под ветром, как листья, не улетевшие в осеннюю пору, - две девицы. Приплясывали, кутались в пальтишки.
В одной Георгий Петрович узнал Лимончика. Бывает она иногда в "Бахусе" - погреться, пива выпить, пошарить зазывающе бильярдистов светлыми глазами. Но нет лишних денег у Вощинина, чтобы умасливать эти глаза. И сейчас прошел мимо с равнодушным видом, толкнул дверь в фойе, пропахшее дорогими духами, ароматом табака, теплом богатых шуб. Снял пальто, стал разматывать шарф, принюхиваясь к налетающему из глубины зала мясному духу, прислушиваясь к беспорядочному дудению настраиваемых духовых инструментов еврейского оркестра Давида Штерна. Вот-вот и грянет то знаменитое аргентинское танго, с которого начинается вечерняя шикарная жизнь ресторана. Сунул шарф в карман пальто, готовясь снять и шапку, подать все это в могучие руки швейцара, - вдруг остановился: за мерцающими стеклами дверей разглядел он в зале, возле пальмы с темными листьями, человека. Был он со спутанными на макушке темными волосами, в пиджаке, из-под которого выглядывал воротник гимнастерки. Сидел и разговаривал с метрдотелем, тыкал пальцем в карточку кушаний, доказывал что-то. Может, обсчитали или подали вместо парового и духовитого мяса - скобленое, распаренное или ростбиф. На гудящий зал не обращал внимания и на проходивших мимо тоже.
"Уж не агент ли?" - подумал Вощинин и кинулся мимо изумленного швейцара. На ступенях - то ли от холода и липкого снега, то ли от неожиданного испуга - заежился, так что зубы застукали. Там, в "Бахусе", агент, здесь - агент. Следят за ним, за Вощининым...
"Да полно, - попытался жалко выругать себя Георгий Петрович. - Все это случайно. Агент по делам зашел в "Бахус", за "Смычкой". Этот по делу по своему".
А успокоения не нашел. И мороз стал еще злее вроде бы, и фонарь на столбе закутало снежной пеленой так, что лихач в темноте едва угадывался. Притихли и девицы, поджидающие богатых гостей ресторана, в надежде тоже посидеть под пальмой, да не чаек, а "Арак" и жаркое с картошкой уминать под гром духового оркестра.
- Не понравилось, что ли?
Это Лимончик окликнула, а сама затанцевала на ступеньке, закивала головой туда и сюда, как большеголовая птица. Подошел к ней Георгий Петрович поближе, чтобы разглядеть лицо под платком. Заиндевели у Лимончика ресницы, губы побелели и щеки тоже.
- Не понравилось, - ответил и грубо взял ее за локоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83