На прогулки водили! Это мощный документ, Нестеров. Он нам поможет.
Гриша ничего больше писать не хотел - устал и измотался от работы. Пропущенные главы его не интересовали. В одном доктор Арвид Зирниньш оказался прав: после того, как Гриша всё это написал - по ночам ему Балтийская психиатрия никогда не снилась, а на яву он вспомнал её без волнения.
Теперь казалось странным, что эта папка не потерялась, а так и следовала за ним. Но все это в далеком прошлом.
Гриша посмотрел в открытое, стеснительное лицо своей соседки по купе, на её спящего ребенка и вдруг понял, что дверь за мрачными годами его жизни окончательно закрылась.
- Вы покушать не хотите? - спросила женщина. - У меня пирожки есть.
Начиналась новая жизнь, с чистого листа, в которой он, Гриша Нестеров, был будто новорожденный.
- Чайку мы попить ещё успеем? - весело спросил он женщину с ребенком.
- Нет, - она мягко улыбнулась. - Уже Москва.
- А спирту для бодрости? В честь приезда? Не хлебнете?
Она не удивилась предложению, поколеблась, глянула в лицо спящего ребенка и стеснительно сказала.
- Он ведь очень дорогой... Спирт?
- Да что вы, я же угощаю!
- Можно, немножко. Для смелости.
- Что так?
- Я к мужу еду... А он нас бросил. Может примет, а может выгонит.
- Примет, - уверенно сказал Нестеров. - Куда он от такого парня денется!
Ему казалось, что он способен справится со всеми проблемами, как своими, так и чужими.
- Это девочка. - покраснела женщина. - В том-то все и дело...
глава 8. Москва. Площадь Пушкина.
Он положил на мокрую скамью журнал и сел на него, совершенно обесиленный. Бронзовый А.С. Пушкин оказался к нему спиной - стоял на постаменте весь мокрый, а на его обнаженную голову падал легкий дождь в перемежку с мелким снегом.
Город настолько ошеломил Гришу, что не не мог даже дать себе отчета, где и как пролетели почти шесть часов. Прежде он хорошо знал центр Москвы, наезжал сюда из Риги почти каждый год, любил столицу и все достопримечательности, но теперь не узнавал, практически, - ничего! Дело не в том, что посреди площади возле магазина "Детский мир" уже не торчал любимый памятник отца - прямой, как штык, Феликс Дзержинский. Но кроме памятника чекисту, исчез бассейн "Москва", где Гриша собирался выкупаться, поскольку именно с этим бассейном у него были связаны воспоминания с первой женщиной его жизни. От бассейна не было никаких следов, зато поднялись пять золотых глав Храма Христа Спасителя - откуда, когда и зачем он здесь появился было непонятно. Красная площадь, которая отложилась в его сознании как нечто просторное, привольное, звучное - теперь напоминала тесную ярмарку, базар, рынок, черт знает что и подходы к ней стали узкими и суетливыми. Манеж - взбугрился куполами подземных магазинов. Улица Горького, превратившись в Тверскую, удволилась количеством народа на тротуарах, расцвела яркими красками, незакомой рекламой, непривычной атмосферой.
По телевизору, в Ярославле, Гриша, конечно, видел эти перемены, но на яву... Это был уже другой город - другой архитектуры, других улиц, иных людей. И не в том дело, что с каждого угла исчезло нелепое словословие белым по кумачу: "СЛАВА КПСС!", а его заменило не менее вразумительное: "КАК У ВАС С ДЕНЬГАМИ?" Вся сущность и дух города была новой и непривычной. Все грохочущеее, говорящее, рычащее моторами автомобилей вокруг Гриши, казалось ему зрелищем на кино-экране, слегка стороннним и мало имеющим к нему отнощшение - сейчас сеанс закончится, экран погаснет и улицы вновь станут серенькими, пустыми, проезжая часть заполнится двумя-тремя марками отечественных автомобилей. Перекусить на ходу - проблема, выпить пивка наишешся где, а уж мечтать о том, чтоб на ходу, просто так, в первом магазине купить американскую ковбойскую шляпу - просто не приходилось.
Гриша снял эту шляпу со своей головы и радостно повертел её в руках. Точно такая шляпа, какую он увидел впервые в американском фильме "Великолепная семерка" и мечтал о ней многие мальчишеские годы. Настоящий "стетсон"! Он надел шляпу и поднялся со скамьи. Он вдруг решил, что этот звонкий и пестрый мир - его мир! Его напряжения, стремлений и желаний. Мир, к которому он очень быстро приспособиться, найдет свое место, хотя ещё не знает даже своих самых первых шагов.
Около полудня он позвонил брату. Пришлось покупать карточки, незнакомые таксофоны работали несколько иначе, телефон ответил дико, но, как будто, голосом брата:
- В настоящий момент никого нет дома! Оставьте свое сообщение после сигнала. Спасибо.
Гриша в растерянности опустил трубку, потом сообразил, что к чему, позвонил вторично, вновь прослушал сообщение и проговорил в трубку.
- Геннадий, это я, Григорий Нестеров. Я вернулся. Не бойся, мне от тебя ничего не надо. Просто сходим на кладбище к родителям. Позвоню вечером.
Теперь надо было звонить снова потому, что телефон Геннадия у него был в записной книжке, но адрес Московской квартиры брата он не знал. Он мельком подумал, что громадная квартира родителей в центре Риги (откуда его и призвали в армию) теперь перешла неизвестно к кому.
Сумерки сгущались, пелена влаги висела в воздухе, тяжелые капли падали с полей его шляпы, но настроение у Гриши не ухудшалось. Он поднялся со скамьи, пересек улицу и нашел таксофон.
На этот раз ему ответил ясный и нервный женский голос.
- Я вас слушаю!
Женщина говорила, перекрикивая фон очень громкой музыки.
- Это Нестеров. - сказал он. - Григорий.
- А, это вы! Прекрасно. - резко хохотнула женщина. - Мы вас ждем второй день! Геннадия ещё нет дома, но, как я понимаю, вы едете к нам?
Что-то неприятное звучало в этом черезчур деловом вопросе, никакой приветливости не чувствовалось и Гриша ответил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145