"Мы вас отстояли", - гордо сказала Ефиму редактор, интеллигентная, средних лет, женщина. Ей было явно приятно, что они сумели оценить рукопись по литературным, а не по паспортным данным.
Береславский с бьющимся сердцем взял гранки. Исполненная типографским образом, повесть выглядела чужой, незнакомой. Она как бы отстранилась от автора, начав самостоятельную жизнь. Наверное, это похоже на рождение ребенка.
Только через некоторое время он заметил, что фамилия автора другая, не его. Редакторша печально улыбнулась: "Это мы поставили. Ну, вы же понимаете... Если не нравится этот псевдоним, возьмите любой другой".
Береславский минутку подумал - и отказался. Ему не за что было стесняться своих предков.
Редакторша сильно погрустнела. "Наверное, вы правы, юноша, - сказала она. - Мы попробуем. Но шансов мало". Ей было неловко, как любому нормальному человеку, вынужденному выполнять какое-то изначально глупое дело. Ефим ее понимал. Ему было ее жалко.
Последней каплей стал эпизод в "Литературной жизни". Там приняли к печати его юмористический рассказ и тоже предложили взять псевдоним.
- Почему? - задал провокационный вопрос Береславский.
- Потому что половина советских юмористов - евреи, - заржал веселый редактор отдела.
- А вторая половина? - попался Ефим.
- Еврейки! - еще веселее захохотал редактор. Береславский тоже засмеялся.
- Ладно, согласен!
- Вот и молодец, - обрадовался редактор. - Образумился наконец. Какую фамилию писать?
- Ра-би-но-вич, - отчетливо продиктовал Ефим.
- Дурак ты! - Крик редактора донесся, когда Береславский уже закрывал дверь. Редактор не страдал от недостатка рассказиков. Просто когда кто-то не гнулся, ему было не по себе. Сам он был советским юмористом из первой половины.
После этого Ефим больше года не писал. Машинка пылилась на столе, пока мама не сшила для нее чехол. Душу жгла обида.
Но прошло время, и слова опять начали сами по себе собираться в стаи, толкаться в Ефимовой голове и проситься наружу. К двадцати семи годам он понял, что нещадно битый Лениным старик Бернштейн был не так уж и не прав. Даже не имея возможности достичь цели, можно получать удовольствие от самого процесса.
Ефим стоял у могилы. Когда рядом никого не было, с отцом можно было поговорить вслух.
- Так что, пап, по-крупному все вроде недурно. У сестры все в порядке. Мама работает, тоскует. Вспоминает, как вы ругались, и думает, что это было не так уж плохо. Денег хватает. Ну, я пошел? А то у нас неприятности, ты, наверное, знаешь. Закончатся - подъеду снова. Пока.
Он бросил за ограду заранее припасенный по еврейской традиции нагревшийся в руке камушек, повернулся и пошел к выходу. Вымыл руки у колонки с ручным насосом. Так положено. Не нами придумано, не нам отменять.
И тут подошел Миша.
У Ефима сегодня времени на беседы не было.
- Миш, я тороплюсь.
- Подожди, Ефим. Тут мотоциклист подъезжал.
- На импортном мотоцикле?
- Да. Большая "Хонда". Он мне не понравился. Сразу к твоей машине подскочил. Увидел нас - уехал.
- У вас телефон есть? - поинтересовался Береславский.
- Вот это самое неприятное. Десять минут назад он работал. А теперь нет.
- У вас "воздушка" или кабель?
- Какой кабель из-за одного аппарата? Линия, конечно. Перерезать - в два счета.
Это было неожиданно для Ефима. Что сеть раскинут так широко, он не ожидал. Но вместо страха подступил гнев.
- Еще выезд от вас есть?
- На шоссе только один. Теоретически можно прямо по просеке.
- Куда она выходит?
- Тоже на Носовиху. Прямо за постом ГАИ. Но ты смотри, какие лужи. Я думаю, лучше мы тебя спрячем, и Володя через лес сбегает за милицией.
- И что милиция? - улыбнулся Ефим. - Скажем, что мотоциклист подъехал и уехал? А может, он время хотел узнать? Ты лучше мне скажи, есть на просеке пни и глубокие ямы?
- Вроде нет. Я по ней каждый день хожу и на велосипеде езжу. Но кто может гарантировать? А главное, ты в грязи утонешь.
- Может, и не утону. У меня "кватро".
- Что?
- Все колеса ведущие. А дождь прошел вчера. До него - неделю ни капли.
Ефим посмотрел в сторону выезда. Мотоцикла видно не было. Значит, спрятался. Береславский был уверен, что "Хонда" приезжала по его душу.
Он попрощался с ребятами, сел в машину и плавно, "внатяг", пошел по просеке. "Трасса" далась удивительно легко. Раз или два слегка подбуксовал - и все. Уже вылезая по крутому съезду на шоссе, вытер вспотевший лоб. И направился не в сторону Москвы, а в сторону Балашихи. На всякий случай.
"Хонду" встретил буквально через три минуты. На бешеной скорости она неслась к Москве, но, увидев Ефима, резко затормозила и ловко развернулась.
"Дисковые вентилируемые тормоза, - определил Ефим, - и хороший опыт гонок". Стоимость такого аппарата и такого водителя - немалая. Значит, ставки растут.
Береславский вздохнул. Он никогда не искал приключений. Но если жизнь заставляла, принимал их как должное. И поддал газу.
Это вряд ли обрадовало мотоциклиста. Он никак не ожидал от тяжелой машины такого разгона. План добраться сразу на дистанцию выстрела лопнул.
Но "Хонда" не отставала. Они неслись по пустому шоссе со скоростью более 150 километров в час. Даже просто достать оружие было бы трудно.
Но мотоциклист сделал это.
"Бах!" - пуля с визгом процарапала крышу. Береславский машинально пригнул голову. "Пригнись - и пуля пролетит..." - сама собой возникла строчка. "Самое время для написания стихов!" - непонятно на кого разозлился автор.
"Бах, бах!" - следующие две пули ушли "в молоко". Ефим вцепился в руль: "Ауди" летела уже под двести. Вот теперь мотоциклисту стало не до стрельбы.
Береславский вырвался вперед, резко затормозив, свернул на "красный" (встречных не было) налево, в узкий тоннель под железнодорожным мостом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113