- Он у тебя? - спросил старик.
- На кухне. Ему плохо.
- Ранен? - деловито поинтересовался Василий Федорович. - Куда?
- Он плачет.
- В душу, значит, - облегченно засмеялся Ивлиев. - Это уже проще.
Лена с дедом поспешили к Ефиму, Сашка смущенно топтался в прихожей.
Лена доставала из сумочки шприц с успокаивающим. Все повторяется. Головы лысеют. А реакции те же.
Но старик оттолкнул врача:
- Мы поговорим сами.
В маленькую кухню втиснулась Наташка.
- Эй, солдат! - дергал Ивлиев Ефима за плечо. - Хорош рыдать. "Грохнул" мужика - поплачь. Но недолго. Тебя там никто не видел? И где "пушка"?
У Ефима вдруг закатились глаза, и он сполз вниз по спинке стула.
- Василий Федорович! - возмущенно крикнула Лена.
- Что, красавица? - вежливо поинтересовался Ивлиев. Увидев, что у Ефима ничего не отстрелено, он пришел в наилучшее настроение.
- Валите отсюда! И не мешайте! - Лена энергично показала деду путь эвакуации. - Ждите в комнате.
- Есть, - отреагировал Ивлиев, едва не отдав честь. Решительные женщины на него воздействовали убедительно.
Нашатырь и успокаивающие быстро привели Береславского в чувство. Когда ему стало легче, в кухню вновь пробился дед. Услышав изложение событий, он выпил пару стопок из Наташкиных запасов и, вполне удовлетворенный жизнью, лег отдохнуть на их, с недавних пор - семейном, диване.
Ефима посадили в глубокое кресло, и он там сидел, уставясь мутным взглядом в ему одному видимые пространства.
- Это пройдет? - шепотом спросила Наташа у Лены.
- Такой он тебе меньше нравится? - усмехнулась Орлова, почти дословно повторив недавний Ефимов вопрос. Ее кольнуло что-то, подозрительно похожее на ревность.
- Мне он всякий нравится, - спокойно ответила Наташа, глядя Лене в глаза. Женщины тонко чувствуют интонацию.
- Ничего с ним не будет, - сменила тему Лена. - Я ввела ему легкий наркотик. Час пробалдеет и ляжет спать.
Из второй комнаты на шум вылезла заспанная Лариска, по-детски некрасивая и угловатая девочка, казавшаяся даже младше своих десяти лет.
- Что с Ефимом? - испуганно спросила она. Девочка успела полюбить своих опекунов. Но "дядя" и "тетя" звучали плохо, а "папа" и "мама" пока не выговаривались. Поэтому Лариса звала их по именам.
- Ударился Ефим. Головой, - прокомментировал дитю ситуацию дремавший до этого Ивлиев. Он даже присел на диване.
- Сильно?
- Утром видно будет.
Ребенок подошел к Ефиму и погладил его рукой по голове.
Глаза Береславского сразу приобрели осмысленное выражение. Он обнял Лариску за выпирающие косточки плеч и прижал к себе.
- Все, - засмеялся Ивлиев. - Раз дочь вспомнил, значит, жить будет.
Лена и Наташа шикнули на него одновременно, и Василий Федорович демонстративно поднял вверх руки.
Вскоре Орловы с дедом уехали, а Наташа, Ефим и ребенок еще долго сидели в комнате и молчали. Вместе им было спокойно.
Старик Ивлиев оказался, как всегда, прав: помощь дружественного психиатра Береславскому не понадобилась. Правда, карпов с помощью мясоотбойного молотка Наташка "замочила" самостоятельно, не прося подмоги у вновь обретенного супруга.
ЭПИЛОГ
Александр Петрович Орлов, бухгалтер
Я снова сижу в своем кабинете, украшенном российским флагом и фотографиями, которые Ефим привозит из своих странствий по стране. Среди них одна мне особенно дорога: недавно сосканированная со старого слайда, распечатанная на цветном принтере и заламинированная в пленку, чтобы хранилась вечно. На ней изображен лотос, и рядом - Ленка в синем купальнике. Гости обращают внимание на лотос, потому что встречают его изображение гораздо реже, чем картинки с полуобнаженными красавицами. Для меня - все наоборот. Тогда я чуть было не потерял свою единственную женщину. Но печали снимок не вызывает не потерял же!
А российский флаг сегодня повесил Ефим.
Он напоминает мне о моем недавнем сановном величии. Мы ведь действительно выиграли выборы. Я даже побывал в своем роскошном кабинете. Встретился с очень важными людьми. Например, с министром внутренних дел. И с министром по налогам и сборам. Информация обо мне прошла по всем СМИ, что и сейчас помогает общаться с заказчиками и инстанциями.
Кстати, я успел обсудить в верхах детали нашей с Ефимом рабочей программы. Кое-что из нее вижу в действии.
Побыл я в качестве, как говорит Береславский, "обер-полицмейстера" около сорока часов. До соответствующего постановления Конституционного суда, признавшего выборность этой должности не соответствующей главному закону страны.
Реальная причина, видимо, в другом: я категорически отказался входить в любые политические блоки, собираясь заниматься только организацией милицейской работы. Зато, как уволенный чиновник, получил солидное выходное пособие. Так что с точки зрения коммерции это был хороший бизнес. Если бы, конечно, Ефим не вбухал в него столько денег.
В любом случае я был счастлив вновь оказаться в своем промятом рабочем кресле, в кабинете, в котором температура воздуха всегда очень близка к уличной. Ефим постоянно упрекает меня в жмотстве, но теперь нам точно не до кондиционеров: этот лысый романтик, организовывая мое политическое восхождение, дважды заложил наш древний "Хейдельберг", основу финансового благополучия производственного крыла "Беора". Паразит, лучше бы он заложил свою "Ауди"!
Ефим очень расстроился по поводу моего свержения. А я рад. Мне не понравилось на Олимпе. И, как выяснилось, я, в отличие от Ефима, не люблю, когда моя нефотогеничная физиономия смотрит на меня из телевизора. Каждому свое: Береславский прямо тащился, попадая под свет юпитеров.
Он, кстати, теперь практически женат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113