Но почему у него образ прекрасной женщины? Долгое время в моей жизни я не думал, а делал. Все было однозначно. Приказано делать - значит, надо сделать любой ценой. Неоднозначность появилась после смерти Сталина. Именно тогда то, что я считал добром, назвали злом, а то, что я считал работой, назвали преступлением. Именно тогда все стало с ног на голову. Заклеймили позором Сталина, расстреляли Берию, но продолжали петь дифирамбы Ленину. Как будто не он приказал вырезать богатое казачество? Как будто не при нем эшелонами вывозил золото из России для победы мирового пролетариата? То было оправданно, а это - нет? Нас рассудит история. Она еще покажет, кто прав, кто виноват. Мы созидали, а не разворовывали.
На излете жизни я влюбился. Возмездие пришло в виде очаровательной женщины. Должно быть в мире равновесие: кому от природы достался ум, кому красота. А здесь природа ошиблась. Эта женщина получила всего за троих. Таких больше не существует. Я впервые в жизни полюбил - и я отвергнут. Впервые в жизни я готов отдать женщине все. Я готов стоять на коленях, готов проползти на четвереньках проспект Берии во всю длину, я готов даже луну с небес достать, а в ответ лишь вежливое презрение. Возмездие пришло. Я задумался, я мысленно просмотрел всю свою жизнь. Всю, шаг за шагом. Я посмотрел на мою жизнь ее глазами и ужаснулся, сколько же в моей жизни было зла. Только сейчас я понял это. Порой мне кажется, что я сошел с ума. Когда человек, уже почти пройдя свой путь, вдруг оборачивается назад и смотрит назад чужими глазами, глазами других людей, он может увидеть такое, что сходит с ума, как Ленин, или у него едет крыша, как у Сталина. Меня начали мучить кошмары и бессонница. Кошмары наяву. Вечером с нелепым колокольным звоном - в городе нет церквей - ко мне является привидение. Оно заставляет меня переживать свою жизнь вновь и вновь, проходясь по самым жутким ее страницам..."
Сан Саныч представил, что как только солнце склоняется к горизонту под набатный звон взорванных в тридцатых годах церквей, из воздуха синтезируется забинтованный. Сан Саныч видит укор в бездонном мраке его умных глаз и сардоническую усмешку в черном провале рта.
"Итак, 1949 год... Наконец, преодолев все и вся, получен первый кусок плутония. Вещества, себестоимость которого оказалась в миллионы раз дороже золота. Ядерный принц продолжал развлекаться. Первые куски плутония, как и осадок в растворе, продолжали взрываться, вернее, не взрываться, а самопроизвольно разлетаться на куски. Лежит образец на столе, остывает. Вокруг люди смотрят на него. Вдруг ни с того ни с сего - хлопок и куски со свистом во все стороны. Люди в ужасе - и на колени на пол. Все, от лаборанток до академиков, ползают на четвереньках - собирают осколки. В миллионы раз дороже золота... Складывалось ощущение, что существует некая сила, разрушающая целое, не допускающая слияния взрывоопасной материи. Сила, пытающаяся предотвратить то, что уже невозможно предотвратить.
После пуска реактора прошло всего лишь несколько долгих месяцев до первого испытания на семипалатинском полигоне. Именно тогда начали рваться первые советские атомные бомбы. Именно тогда явился миру Ядерный принц..."
Перед Сан Санычем видением мелькнуло застывшее напряженное лицо Сталина. И вот, наконец-то: "ЖАХ!" - вспышка и атомный гриб над семипалатинским полигоном. Знай наших, бойся наших. И "ЖАХ!" - взрыв резонансом по всему земному шару, по странам ближним и удаленным, и замаячил призрак над Европой, Азией, Африкой, Америкой - "русские идут!" И понеслась, закружила призрачная ядерная метель. И липкий страх пополз по Земле. Мы их или они нас? И поднялась во весь рост над тенью страха холодная война, несущая раздоры и ненависть, требующая все новых и новых жертв. Однако еще более страшное ЖАХ - и судорога по коже матери-Земли, усиливающимся эхом по нутру, и спазм, и метастазы. И отторжение или рождение того, чему еще и определения нет в языке, этого фантастического монстра, плода воспаленного человеческого разума... Ядерного Принца...
"А город жил своей жизнью. Каждый день утром и вечером по его улицам под конвоем, в сопровождении натасканных лагерных овчарок, двигались колонны заключенных на строительство жилья. Строили проспект Берии. Возникла этакая зона в Зоне - столбы колючей проволоки и охранные вышки располагалась вдоль всего предполагаемого проспекта... Умышленно поддерживались слухи о том, что в городе могут находиться шпионы. Под запретом были демонстрации в дни революционных праздников. Даже если бы в город проник вражеский разведчик, он не смог бы по числу демонстрантов узнать численность работающих на объектах. Раз демонстраций нет, то и демонстрантов нет. Все гениально просто. Однако были и сюрпризы.
Среди заключенных свирепствовал туберкулез. Медики настаивали на лечении туберкулезных больных вне зоны, в более подходящих условиях. Но есть приказ - из Зоны никого не выпускать. Приказ должен выполняться неукоснительно. Не удается вылечить - дорога известна, путь на кладбище всегда открыт. Однако медики взроптали. Из госпиталя под черным флагом к Каслинскому КП вышла демонстрация..."
Сан Санычу показалось в этом нечто символическое - в ядерном городе первая демонстрация прошла под черным флагом смерти... Это потом жители города и он с родителями, веселые и счастливые, два раза в году будут шествовать по проспекту Сталина-Ленина мимо чугунноголового гения с транспарантами "Миру-мир!" и "Нет войне!" И всеобщее ликование будет вокруг. И красный флажок и воздушный шарик будут в детской руке. Все это будет позже...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52